Четвертый - [17]

– Чего это у тебя? – мои движения заметили. – Чего молчишь, Лысый? – старший среди парней забрался на гряду обломков позади и уставился на меня с такой довольной улыбкой, как будто встретил старого приятеля. Подражая ему, на кучу щебня с другой стороны забрался тот молодой парнишка, которого я встретил первым.

– Ребята, шли бы вы своей дорогой, – наконец, выдавил я из себя сдавленно от напряжения, с которым приходилось усмирять воздействие тени, – переборщил немного, ну, да ладно, потерпим.

– Так мы вроде на ней. А ты? Я же спрашиваю – заблудился, что ли? – старший, услышав мой задушенный голос, заулыбался еще искреннее. Парни, которые все это время не спеша приближались, оглянулись на своего вожака – в этом не было сомнений, и уставились на меня похожими довольными улыбками. Один – темнокожий, но не очень, вероятно, метис, как и многие на востоке, остальные – мало чем отличаются от уроженцев долины Дона. Отличали их, пожалуй, только очень короткие стрижки – еще немного, и будут, как обитатели Угла, бриться наголо. Ну и чем зацепила их моя лысина?

Жар тонкой струйкой потек на пыль и щебень старого прохода. Там, куда широкой полосой падала его тень – мысленно именно так я это себе представлял, взметнулись навстречу приближающейся тройке пыль и мелкие камушки. Последние застучали частой шрапнелью по груде обломков, на которую как раз взбирался один из незнакомцев, заставив того заполошно метнуться назад под защиту, прикрываясь локтем вскинутой руки. Частые щелчки и треск бетонного крошева затихли – все, что могло, сдул из зоны своего воздействия приложенный импульс, лишь пыль, по-прежнему взметаемая потоком воздуха, чертила на грунте уже ясно видимую простым глазом дугу, которая на глазах светлела, очищаясь. Парни, похоже, замерли – я, сосредоточенный на том, чтобы не сбросить, не слить весь накопленный жар одним махом, почти не следил за ними. Полюбовавшись своеобразным аналогом ветродуйки и заметив, что перенаправленная энергия источника цепляла теперь лишь воздух, я медленно двинул активную зону вперед, заставив наполниться проход перед ней взметнувшимися мелкими и крупными обломками и пылью. Последняя вела себя странно – она вставала невысоким валом прямо за расширяющейся дугой воздействия и тут же бессильно опадала, лишь слегка влекомая слабыми остатками побеспокоенного воздуха впереди. С каждым новым сантиметром продвижения ее количество росло, придавая все больший объем и телесную плотность клубящемуся облаку. Зрелище оказалось эффектным – было ощущение, словно по неширокой извилистой дорожке медленно ползет невысокий клубящийся вал из пыли, упреждающе стреляющий каменными снарядами и щебнем.

Ж́ара, несмотря на мои усилия, оставалось еще слишком много, и, заставив наползающую волну облизать подножие той кучи, за которой прятался ближайший незнакомец, я рывком перевел фокус высоко в воздух, с облегчением сбросив туда мучительную ношу. Воздух в нешироком проходе словно вздохнул, вторя мне, я успел заметить отшатнувшихся парней поближе, пытавшихся удержаться на ногах, и взметнувшуюся одежду на их главаре подальше, как оказалось, все это время стоявшем замерев на месте.

Эффект от моей демонстрации оказался схож с тем, что я однажды уже наблюдал в исполнении Армвара, подручного местного дельца Сурха – обреченность и ощущение неизбежного ужаса, накатывающего на молодых, здоровых и уверенных в себе мужчин. Правда, предводитель случайных встречных вряд ли мог похвастаться опытом и хваткой матерого делового, тем не менее его вид живо напомнил мне те давние события – бледное лицо, оцепенение, и ни малейшей попытки что-либо изменить. Помню, как это бесило меня в тот раз – моя природа и земное воспитание восставали против такого безволия! Может, я не прав? Возможно, так было от того, что Земля не знала скелле. Кто знает, как бы реагировали самые бесстрашные земляне, понимая, что все бесполезно – это конец. Причем, судя по тому, что о скелле знал я, самым страшным было то, что этот самый конец мог быть отсрочен волею повелительницы, пожелай она, к примеру, допросить невежу или просто позабавиться. А возможно и другое – возможно, это Мау, несмотря на постигшую его катастрофу, не ведало опыта бесконечных кровавых войн, что ковали из части землян воинов – людей, изначально приготовившихся к смерти, в первую очередь своей.

Я немного постоял, рассматривая потерявших былую решимость противников. Накатывало ощущение усталости – долгий перелет, утренняя суета, посадка. Возбуждение от близости цели медленно отступало, оставляя пустоту и желание покоя. Эти, вот, еще! Мне почему-то было неприятно разглядывать их побледневшие лица и выпученные глаза, и я отвернулся, спрыгнул с невысокого мусорного отвала, на котором меня остановили, и не спеша двинулся дальше по проходу, в конце которого уже маячил высоченный береговой лес и блистало что-то ослепительно синее – то ли небо, то ли море.

4

Саутрим не изменился и уж точно не заметил расстроившей меня стычки в древнем городе. Береговой лес кипел жизнью – торговля, коммерция, лавки, лавки. Однозначно доминировали заведения на одну тему – пожрать! Но хватало и прочих, так что очень скоро я достиг своей цели номер один – купить местный аналог сомбреро. Нацепив творение саутримских шляпников, я словно исчез – косые взгляды, то и дело царапавшие мою лысину, сменились обычным торгашеским интересом. А вскоре, как мне кажется, я обнаружил и причину этому – в тени широкого и длинного навеса стояла группа бритых наголо парней весьма характерного вида. Их манеры, нарочито уверенное поведение, оценивающие хозяйские взгляды, то, как посторонние старательно обходили приватизированный ими кусок тени, живо напомнили мне сюжеты из рыночной жизни давно минувших на Земле девяностых. Ясно! Бритые против стриженых. Если есть бандиты, значит, есть и то, что их кормит. Скелле, очевидно, на них плевать, а раз власти терпят – значит, их устраивает.