Четвертый тоннель - [22]

Мотивация у меня всегда отрицательная была. Хочешь избежать унижения — давай, сука, делай что говорят.

Меня ни разу — ни разу, серьезно — не спросили о том, что для меня важно. Никогда за все эти годы. Ни слова. О том, что надо сделать — да. О том, что происходит внутри меня — не колышет, есть дела поважнее.

Блядь, как это плохо. Как много потеряно, проебано зря.

Сейчас мои родители мной ужасно гордятся. Хвастают друзьям. Сын не только не сидит на шее, как у большинства. (Мне родители сами говорят, что их знакомые жалуются, что их взрослые дети за тридцатник живут у родителей, хавают из их холодильника и т. д.). Сын сделал себе финансовое образование сам. Сын начал работать в частном банке, еще не закончив учебу. Закончил учиться с красным дипломом. Уехал в Москву и теперь работает в политическом бизнесе. Папе вот недавно помог купить машину, недорогую иномарку, в кредит (доплачиваю к ежемесячному взносу отца). Квартирку вот прикупил (по ипотеке опять же, не в Москве, а в том провинциальном городе) — она сдается в аренду, рента родителям — прибавка к пенсии, очень рады. Вот какой прекрасный сыночек — не зря растили. Гордятся.

Есть всего две вещи, за которые я очевидно благодарен отцу. За то, что из дома выгнал — раз. Ну ясно, пока в воду не бросить, плавать не научится. Впрочем, он меня „бросил плавать“ тоже по безобразному сценарию — словно избавляясь от врага. Второе — за большой член. Мои женщины, сколько помню, всегда мне говорили об этом. У тебя большой красивый член. Я в силу привитой мне неуверенности, даже как-то отказывался воспринимать это. Вообще, все позитивные высказывания в мой адрес я всегда воспринимал с недоверием. Привык — мне же самый авторитетный в жизни ребенка человек, отец, внушил, что я чмо, убогий, бездарь, и у меня все отвратительно. Поэтому когда женщины мне говорили про мой хуй что-то типа „ух ты, какой он у тебя классный“, я смущался, будто речь идет о недостатке и мне должно быть стыдно.

Смешно? Мне ни хрена не смешно… Боже мой, я вправду затрудняюсь вспомнить хоть что-то такое, осознанно сделанное отцом для меня, что принесло позитив. Все хорошее, что есть в моей жизни, — вопреки ему.

Любили ли меня родители? Безусловно. Но не умели любить, поэтому проявления любви были уродскими, деструктивными, травмирующими. Не всем дано уметь любить, ну что тут поделаешь.

Вот так. Попытайся я им что-то сказать о том, что они со мной делали и как это сказалось на мне, — они жутко удивятся. Не поймут. Растеряются. Обидятся. Скажут — что-то сынок бредит. Мы же его любим. Мы же всю жизнь для него.

Вот такая у меня сегодня, блядь, лирика. Простите за откровенность. Я так выражаю чувства».

После опубликования записи в блоге я еще часа два старался вспомнить что-то хорошее, что мой отец целенаправленно сделал для меня. В чем поддержал. Чем сделал меня счастливее и сильнее. Наконец, кое-что вспомнил и сделал приписку.

«Update. Вот, наконец вспомнил. Все-таки был один-единственный эпизод с позитивной мотивацией. Примерно в четвертом классе у нас в школе были соревнования. Осенью. „Веселые старты“, кажется. В общем, физкультура. Короче, подтягивались на перекладине. Я сделал 4 раза. Мало. Обидно. Стыдно перед девочками. И еще были хулиганистые мальчики в нашем классе, которые меня задирали, — они подтянулись раз по 10–12. Я пришел домой и рассказал отцу. Он понял. Сделал мне дома перекладину. И вот однажды, это было через некоторое время после начала моих занятий зарядкой, я в очередной раз зависаю на перекладине. Он говорит — давай, поехали, сегодня у нас план шесть раз. Я сделал шесть и — вдруг — из последних сил подтянулся в седьмой. Он воскликнул: „Молодец! Правильно! Молодец, Игоречек, мы с тобой всех победим, скоро ты будешь сильнее всех!“ А через несколько месяцев, весной в школе были точно такие же „Веселые старты“. Два мальчика, которые были лидерами в нашем классе, подтянулись соответственно по 12 и 15 раз. В параллельных классах максимум был около 15. Я в тот день подтянулся 23 раза. „Группа поддержки“ во главе с нашим классным руководителем Борисом Константиновичем орала на весь спортзал, пока я подтягивался: „И-и-и-га-а-арь! И-и-и-га-а-арь!“ Невозможно забыть те ощущения. Я спрыгиваю с перекладины. Целая куча народа на меня смотрите восхищением. Широко распахнутые глаза девочек (после этого я стал, кажется, секс-символом в нашем классе). У меня кожа на ладонях разорвана от неровностей перекладины. Я задыхаюсь, руки истощены от перегрузки, мышцы как будто выжаты. Ия… стесняюсь успеха… После того эпизода прошло лет двадцать. Двадцать лет неуверенности, внутренних страхов и комплексов. Боже, можно представить себе, каких громадных успехов я достиг бы в жизни, если бы отец меня в детстве поддерживал, как в тот единственный раз, а не давил своими дебильными мерами правильного воспитания».

Перечитывая свой текст с монитора, я заплакал.

Проверив почтовый ящик через несколько часов, я обнаружил несколько десятков комментариев читателей. Они озадачили. Я думал, выкладывая в интернете свои переживания, я делаю нечто слегка предосудительное. Словно рассказываю о постыдной болезни. Сообщаю очень интимные детали, которые могут вызвать насмешки, осуждение, высокомерные уколы. Но все равно пишу, потому что не могу не писать. Оказалось, я такой вовсе не один. Вот некоторые из комментариев.