Четвертый раунд - [3]

Юозас, правда, тотчас же вскочил на ноги, но судья уже открыл счет. Нокдаун!

По правилам нокдаун оценивается в одно очко, так же, как обычный удар. Но судьи не только подсчитывают очки, в своих оценках они руководствуются еще и общим впечатлением. И если боксер, пропустив сильный удар, оказывается в состоянии нокдауна, он, разумеется, теряет тем самым в глазах судей.

И в общем-то это справедливо. Конечно, с точки зрения чистой техники один правильно нанесенный удар ничем не отличается от любого другого — здесь важен сам факт, а не его результат; больше ударов — больше очков, больше очков — выше мастерство боксера. Но, с другой стороны, исход боя зависит не только от числа пропущенных и нанесенных ударов. Огромную, а подчас и решающую роль играет не их количество, а именно качество, другими словами, их сила и точность. Сильный и точный удар приносит не только очко, он, что гораздо важнее, еще и ошеломляет боксера, ослабляет противника и физически и морально. А значит, его воздействие на дальнейшее развитие поединка более активно, чем от тех ударов, единственная цель которых набрать побольше очков.

Судьи, естественно, хорошо это знают. Оттого-то, даже если боксер не упал, устояв на ногах после потрясшего его мощного удара, рефери все равно открывает счет. Иначе боксеру пришлось бы туго: практически он на какое-то время становится беспомощен, и противник легко может воспользоваться этим. Словом, нокдаун — вещь серьезная. Именно так к нему и относятся судьи. Они обычно рассматривают его не как случайность, не как результат стечения каких-то неблагоприятных обстоятельств, а как грубую ошибку, откровенный просчет боксера.

Ошибка Юоцявичуса была очевидной. Первый раунд остался за его противником.

Во втором раунде поляк сразу же ринулся в атаку. Он хотел закрепить успех. Как опытный боксер, Стахурский понимал, что технически он вряд ли сумеет переиграть своего соперника — Юоцявичус славился тем, что почти никогда не проигрывал по очкам, — значит, его нужно попытаться сломить физически, навязать невыгодный ему ближний бой. И тут Юозас сделал еще одну ошибку. Желая, видимо, сгладить в глазах судей неблагоприятное впечатление, он пошел на сближение, рассчитывая провести свой коронный прямой левой. Ему это удалось. Но удар, хотя и прошел, оказался все же недостаточно точным. Поляк сместился чуть в сторону и с шагом вперед нанес молниеносный хук в голову.

Юоцявичус вновь оказался на полу.

На этот раз он поднялся на ноги уже не столь быстро. Стахурский, едва судья перестал считать, рванулся вперед. Юоцявичус перехватил удар на перчатку и вошел в клинч. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Едва Стахурский начинал очередную атаку, Юозас либо липнул к нему, либо отступал, разрывая дистанцию отходами назад. Нырками или уклонами он вообще не защищался, больше рассчитывая на ноги, чем на поясницу. Здесь, кстати, скрывался еще один его недостаток — чрезмерная статичность стойки. Нырки и уклоны, особенно в бою на ближней и средней дистанциях, — защита труднозаменимая. Но нет боксера, который бы одинаково хорошо владел всеми элементами искусства боя. У всякого свои особенности, свои излюбленные приемы развивать атаку, парировать удары противника.

Второй нокдаун как бы напомнил об этом Юоцявичусу. Оправившись после удара, он поспешил вернуться к естественной для себя манере боя. Казалось, нокдаун ему был необходим, чтобы собраться и начать работать в полную силу. Во всяком случае, картина боя теперь резко изменилась. Уверенно пресекая правыми прямыми атаки противника, Юозас обстреливал Стахурского с дистанции. Его удары все чаще находили цель, обретая былую уверенность и точность.

Поляк почувствовал, что инициатива ускользает из его рук, и попытался вернуть утраченное преимущество. Считая, видимо, что Юоцявичус лишь старается показать, будто окончательно пришел в себя после двух нокдаунов, Витольд Стахурский пошел напролом. И тут-то Юозас продемонстрировал свое мастерство в полном блеске. Избегая встречного боя с его неизбежной «рубкой», как называют боксеры откровенный обмен ударами, Юоцявичус противопоставил натиску ураганных атак ювелирную точность движений, опирающуюся на великолепное чувство дистанции, быстроту реакции и блестящую работу ног. Практически он стал неуязвим для противника. Серии поляка повисали в воздухе, и со стороны казалось, словно тот ведет бой с тенью. Однако тень эта обладала увесистыми кулаками и, умело пуская их в ход, проявляла тем самым свою несомненную и весьма убедительную вещественность. И когда Стахурский, заканчивая очередную атаку, вложил в завершающий удар весь вес своего тела, Юоцявичус быстро сделал шаг назад и, молниеносно изменив положение ног, нанес резкий встречный левой.

Стахурский как подрубленный рухнул на брезент.

Это было как в замедленной киносъемке. Разница в скорости оказалась настолько заметной, что казалось, будто поляк движется во сне. Пока его перчатка, направленная в голову противника, описывала в воздухе свою траекторию, Юозас мягким, но стремительным движением отступил на безопасную дистанцию и, резко развернув правое бедро, послал корпус навстречу сопернику, усилив за счет его массы удар. Стахурский наткнулся на него, как на обух.