Четвертый комод Чиппендейла - [2]
— Вот, — сказал Рамминз, протягивая его Баджизу, — и провались я на месте, если эта бумага не стара, как тысяча чертей.
На листке было написано крупными буквами в завитушках:
"Эдварду Монтегю, эсквайру.
Чиппендейл,
Большой стол-комод лучшего красного дерева на четырех ножках с каннелюрами, ручки чеканены по заказу. Всего: восемьдесят ливров".
Баджиза качнуло. Эта накладная намного поднимала ценность вещи. Сколько же он стоил сейчас? Двенадцать тысяч? Четырнадцать? А может, все двадцать?
— Н-да!
Он бросил на стол бумажку.
— Я так и думал. Викторианская копия. А накладную продавец присовокупил, чтобы набить цену. У меня в руках перебывала сотня таких бумажек. Кстати, друг мой, вы обратили внимание, там не сказано, что мастер сам изготовил комод?
— Не знаю, но эта бумага старинная, — упорствовал Рамминз.
— Никто не спорит, друг мой. Просто это викторианская подделка что-нибудь тысяча восемьсот девяностый год. Таких существует сотни. В эти годы целые мастерские только и занимались тем, что подделывали прекрасные образцы минувшего века… Какой обман! Я вам расскажу, как это делается: вначале втирают в дерево олифу, затем обрабатывают подкрашенной политурой, как правило, французской, потом натирают смешанным с пылью воском и, наконец, обдают паром, чтобы лак выглядел старым… Господь да простит этих мошенников!
Баджиз повернулся и сделал шаг к двери.
— Друзья мои, — сказал он, останавливаясь у входа в кухню, — вы очень любезно приняли меня, и мне, право, было неловко беспокоить вас в воскресный день.
Рамминз, который стоял, тупо вперясь в бумажку, поднял голову:
— Вы так и не сказали, что бы вы дали за него?
— Ах да, я действительно не назвал цену… Хотя, не думаю…
— Сколько?
— Э-э… десять фунтов.
— Десять фунтов! — взревел Рамминз. — Это не по-божески.
— Лучше уж на дрова пустить, — зло заметил Клод и дернул поводок.
— Я подниму до пятнадцати.
— Дайте уж пятьдесят.
Мурашки забегали по спине Баджиза. Все. Комод был его. Никаких сомнений. Но привычка выторговывать самую низкую цену пересилила.
— Ну, тридцать пять, — сказал Рамминз.
— Не могу, друг мой, не могу. Вещь не стоит таких денег. Но я все же прибавлю немного. Последняя цена двадцать фунтов.
— Пусть будет двадцать, — вздохнул Рамминз.
— Ах, друг мой, — сказал Баджиз, пожимая руку хозяину, — я, право, уже сожалею о содеянном.
— Так нельзя. Торг есть торг.
— Знаю, знаю.
— Как вы его повезете?
— Я на машине, она тут неподалеку. А вы, друзья мои, не будете ли так любезны снести его тем временем во двор?
— В машину он не влезет. Придется вам грузовик гнать.
— Не думаю. Во всяком случае, надо попробовать. Я сейчас подгоню ее.
Баджиз пересек двор и, стараясь не бежать, чинно засеменил к шоссе.
Едва мнимый пастор скрылся из виду, Рамминз хлопнул себя по ляжкам.
— Надо же, здорово обмишулился преподобный. Двадцать фунтов за такой гроб!
— Поздравляю, мистер Рамминз, — сказал Клод — Вы думаете, он и вправду даст деньги?
— А то как же?
— Даже если комод не влезет в машину? — переспросил Клод. — Вот вам крест, он плюнет на все, только вы его и видели.
Рамминз задумался.
— Разве войдет? Не войдет! — с жаром продолжал Клод — У него машина-то небось с детскую коляску. Станет пастор разъезжать на "ройсе"!
— Кто его знает…
— Послушайте меня. Он сказал, что ему нужны только ножки. Давайте быстренько отпилим их, так уж наверняка влезет. Да и ему работы меньше, а?
— Неси пилу, Берт, — засуетился Рамминз.
Старое дерево поддавалось плохо. Мужчины надсадно сопели. Из надреза закурилась тончайшая красноватая пыль необыкновенного аромата.
— Прямо сигара, — сказал Клод.
Отпиленные ножки Берт аккуратно сложил в углу. Комод грузно осел на пол.
— Да-а, здорово… — протянул Рамминз. — Как ни крути, а в дверцу не пройдет. Но он хотел ножки, вот и получай свои ножки.
— Вы не имели дела с пастором, — заторопился Клод. — Если в комоде не хватит хоть одного кусочка, он сейчас сбросит цену.
Через окошко была видна фигурка пастора, направляющегося к шоссе.
— Придумал! — зашипел Клод — Все равно он собирается остальное пустить на дрова. Давайте разрубим комод и сложим в кучу по щепочке. Тут уж хочешь не хочешь — плати, работа сделана.
— Верно, — согласился Рамминз. — Берт, сходи-ка за топором.
Берт вернулся с тяжелым колуном. Он протянул его Клоду. Тот сладострастно поплевал на ладони и, примеряясь, глянул на неловко скособоченный комод…
