Четвертый Дюранго - [14]

Вид перед домом Форка украшали камни и кактусы. Камни представляли собой шесть огромных безобразных валунов, весом от четверти до полутонны, которые перешли в собственность шефа от мрачного мексиканца, пребывавшего тут на нелегальном положении.

Когда Форк впервые увидел эти валуны и безапелляционно решил, что они должны стать его собственностью, мексиканец с помощью дряхлого тягача стаскивал их в одно место, чтобы подорвать. Шеф тут же арестовал его за то, что он проехал по территории Дюранго, превысив установленный лимит скорости в 25 миль в час, каковой скорости на памяти живущих тут никогда не наблюдалось. В обмен на свою свободу мексиканец согласился оттащить валуны к дому шефа полиции и разместить их в продуманном порядке, который Форк описал как jaidin de piedras.[1] Вместо этого мексиканец вывалил их прямо перед дверью шефа полиции.

Дверь оставалась запечатанной в течение двух дней, пока Форк не нанял шесть других таких же мексиканцев, посулив им по шесть долларов в час каждому, чтобы они, наконец, разместили валуны в его саду камней. Те же самые мексиканцы вкопали в землю шесть величественных «как-ти» — или кактусов, как упрямо продолжал их называть Форк, — которые он конфисковал у профессионального контрабандиста кактусов из Аризоны, когда тот по несчастью оказался в Дюранго.

Изъятые у контрабандиста растения, которыми тот украшал дома клиентов из Санта-Барбары, — шеф полиции охарактеризовал их как «подонков, которые ради забавы травят койотов ядом», — величественные кактусы сагуаро, выстроившиеся у его дома, теперь, казалось, были обречены на гибель из-за порывов влажного океанского воздуха, хотя Сид Форк утверждал, что только тут они обрели подлинное благородство и трагичность.

После работы мэр Хаскинс и шеф Форк часто встречались в баре «Синий Орел» Нормана Триса, чтобы обменяться мнениями по поводу дел в городе, выпить стаканчик-другой вина или пива и выяснить, есть ли у мэра намерения пригласить сегодня шефа полиции к себе на обед и в постель. Два вечера из пяти она обычно испытывала такое желание, но в остальные три и большинство уик-эндов она говорила ему, чтобы он к ней не приставал.

Получая отставку от мэра, шеф полиции порой звонил блондинке Дикси в Санта-Барбару и предлагал ей разделить с ним пиццу или обед в мексиканском ресторанчике, предполагая, что в данный момент ее муж в Нью-Йорке или Тегусигальпе, Лондоне или Стамбуле или в любом месте, куда он отправлялся, чтобы — по мнению Форка — зарабатывать денег куда больше, чем они с Дикси могли потратить.

В эту последнюю пятницу июня Б.Д. Хаскинс и Сид Форк после работы встретились в «Синем Орле» и, заняв угловую нишу, заказали два мартини с джином, дав Норму Трису предлог поинтересоваться по какому поводу такой заказ.

— Просто захотелось, Норм, — сказала мэр.

— Значит, просто захотелось? — обратился Трис к Форку, словно желая выслушать и другое мнение.

Форк холодно посмотрел на него и кивнул.

— Вы вдвоем заходите сюда каждый вечер, — не отставал Трис, — по крайней мере, я вижу вас три или четыре вечера в неделю, и Б.Д. берет стаканчик-другой белого вина, а ты пару пива, а мартини вы берете, лишь когда Б.Д. переизбирают на очередные два года или когда ты хватаешь за шиворот кого-то из списка разыскиваемых в Лос-Анжелесе и твой снимок появляется в газете, что, насколько я припоминаю, бывает в среднем раз в два года. Так что, когда я спрашиваю «Что случилось?», я интересуюсь — может, Ли Яккока объявил, что будет строить новый индустриальный гигант в наших угодьях и брошенные им семена через три года дадут всходы. В таком случае я бы тоже хватил джина и пусть все идет к свиньям собачьим.

Во время монолога Триса мэр изучала деревянную столешницу, которой было пятьдесят три года от роду: вся она была испещрена вырезанными инициалами и датами. Самая ранняя, как она выяснила во время предыдущего изучения, была сделана 12-3-34, в тот день, когда отец Норма Триса открыл этот бар, назвав его в честь синего орла, который символизировал рузвельтовскую Администрацию Национального Восстановления. И действительно, большой старый синий орел АНВ из клееной фанеры, раскраска которого давно выцвела, продолжал висеть над баром, держа в одной лапе шестерню с выщербленными зубьями, а в другой — пучок молний; клюв его неизменно нависал над головами клиентов.

Убедившись, что Норм Трис, наконец, заткнулся, мэр холодно подняла на него глаза, которые были слишком велики для изящного рисунка подбородка, полных губ, слегка неправильного носа и лба, о котором Сид Форк семь лет назад сказал, что он слишком высок и, открывая его, она выглядит лет на 19, а не на 29.

Волосы Б.Д. Хаскинс, цвета темного меда, падали тогда чуть ли не до пояса длинными прямыми прядями. На следующий день она сделала себе прическу а-ля гаврош с челкой, нависающей над холодными серыми глазами и скрывавшей высокий чистый лоб. В очередной выборной кампании за пост мэра, она получила 56,9 процента голосов — на 3,6 процента больше, чем на предыдущих выборах. Сид Форк отнес этот успех на счет прически.

Мэр несколько секунд не сводила с Норма Триса пристального взгляда серых глаз, затем произнесла: