Четвертый Дюранго - [12]

— Если вы хотите трахнуть меня по голове и забрать деньги, у меня только шесть долларов с мелочью.

— Я не уличный грабитель.

— Вы механик?

— Увы, и не он.

— Тогда вы должны быть добрым самаритянином, который разбирается в этих чертовых машинах.

— Свою я еще вожу. Хотя с остальными никогда не имел дела.

— Да это проще простого, — заверила она. — Хватит пары секунд, чтобы разобраться — пока вы, конечно, не захотите сдать назад.

— Что случилось?

— Она кашлянула, пару раз чихнула и заглохла. И, честное слово, горючего у меня хватает.

— Вы хотели бы оставить ее здесь?

Она пожала плечами.

— Если бы вы подбросили меня до города.

— До какого города?

— Дюранго.

— Хорошо.

— Меня зовут Дикси, — сказала она, протягивая руку.

— Келли Винс, — представился он, пожимая ее сухую прохладную и на удивление сильную руку.

Этим вечером единственными посетителями в баре и коктейль-холле «Холлидей-инн» — если не считать Винса и блондинки Дикси — были двое мрачных выпивох, один белый, а другой черный; обеим явно за сорок, и они сидели за стойкой бара на почтительном отдалении друг от друга. В качестве молчаливого подтверждения их кредитоспособности, перед каждым из них лежала кучка мокрой мелочи и мятых банкнот, откуда они безмолвно расплачивались за каждую новую порцию напитка.

Винс устроился у стойки, поставив перед собой порцию безвкусного бурбона с содовой, дожидаясь, пока блондинка Дикси созвонится с конторой автомобильной ассоциации в Санта-Барбаре, откуда, как она предполагала, могут выслать грузовик с краном для пострадавшего «Астон-Мартина».

Пока Винс ждал, белый мужчина за стойкой собрал свои деньги, оставив кучку мелочи для сероглазого мексиканца-бармена. После чего осторожно слез с высокого стула. Надежно утвердившись на полу, он осмотрел помещение и ясным приятным голосом произнес: «Да имел я эту Калифорнию.»

Когда он достаточно твердым шагом оставил бар, вернулась Дикси и опустилась на банкетку рядом с Винсом. Наблюдая, как она шла через бар, Винс убедился, что она старше, чем сначала показалась. На первый взгляд ей без труда можно дать лет двадцать пять. Но Винс прикинул, что она куда старше — лет на десять, а, судя по осанке, может, и больше. Она из числа тех суховатых подтянутых женщин, которые, когда им подступает под сорок, могут путешествовать по самым глухим местам и разбитым дорогам, не теряя лоска, поскольку избегают носиться, сломя голову. По размышлении, он прикинул, что ей 32–33; интересно, что у нее за прошлое.

Сделав пару глотков «Шотландского тумана», Дикси поставила бокал и сообщила:

— Они вышлют грузовик с краном.

— Отлично.

— И теперь мне надо найти место, где остановиться на ночь.

— Вы не живете тут в Дюранго?

— Господи, конечно, нет. А вы?

— Тоже нет.

Она обвела взглядом помещение.

— Может, удалось бы остаться здесь.

— Думаете, у них есть номера?

— В любом заведении «Холлидей-инн» к западу от Бейрута есть номера.

— Хотите, чтобы я присмотрел вам номер, когда буду снимать для себя?

— Почему бы и нет? Благодарю вас.

— Есть какие-то пожелания?

— С видом на океан было бы отлично.

— А что, если у них остался только один номер с видом на океан?

— Тогда нам придется разделить его на двоих, не так ли? — сказала она.

Вернувшись от стойки портье, он без малейших угрызений совести соврал ей, что остался только один номер с видом на океан. Она улыбнулась, словно бы с удовольствием принимая эту ложь, собрала свои вещи и двинулась к стойке бара, где, порывшись в сумочке, вынула из нее пятидесятидолларовую банкноту, что-то сказала сероглазому бармену и протянула ему деньги. Бармен, расплывшись в довольной улыбке, положил деньги в карман и вручил ей бутылку шотландского виски. Держа бутылку за горлышко, она вернулась к Винсу и бросила ему: «Какой смысл маяться от жажды, не так ли?»

Они съели по паре гамбургеров и выпили треть бутылки виски, оставаясь в одеждах. Когда бутылка опустела еще на треть, одежд на них уже не было. Винс выяснил, что Дикси натуральная блондинка с головы до ног, а она же, в свою очередь, узнала о нем все, что хотела выяснить или что ей было необходимо узнать — не потому, что напиток вызвал у него излишнюю разговорчивость, а потому что он отвечал откровенно и более или менее честно на все ее вопросы, исходя из того, что вопросы необходимая часть ее задачи, ее предназначения — и даже, может быть, ее призвания.

Вопросы она задавала небрежно, словно они случайно приходили ей в голову, и часто казалось, что она не слушала его ответов, особенно после того, как, освободившись от одежды, она села ему на колени, покусывая за мочку правого уха. Единственный раз она внимательно прислушалась к его словам, когда разговор зашел о черной тросточке и о том, в самом ли деле он служил во Вьетнаме.

— Нет, — ответил он. — А что?

— Вот эта тросточка…

— Она не моя.

— Я не прошу, чтобы ты кому-то ее преподнес. Ты же не можешь обернуть ее, обвязать ленточкой и преподнести кому-то в виде подарка.

— Она принадлежит тому человеку в Ломпоке, о котором я тебе рассказывал.

— Он что, хромой?

— Нет.

— Тогда для чего ему нужна тросточка?

— Он прячет в ней выпивку.

Вскочив с колен Винса, Дикси подошла к кровати и взяла тросточку. Резко встряхнув ее, она засмеялась, услышав красноречивое бульканье, затем ловко взмахнула ею, как дирижерской палочкой — тросточка даже скользнула по ее голой спине, — и подскочила к настольной лампе на керамической подставке, на абажур который с подчеркнутой осторожностью повесила тросточку, после чего с улыбкой повернулась к Винсу и предложила: «Давай-ка проверим постельку.»