Четвертое состояние - [37]

«Тамара Ивановна Девичева — старший лаборант, ее обязанность в лаборатории А. Колющенко — ставить диагноз и назначать курс «лазерной терапии». Но работает она не в медицинской, а в радиотехнической группе. В группе кандидата технических наук Б. Шлемова. Знает медицину постольку, поскольку приходится болеть самой.

Удивился.

Девичева: Диагноз определяется по таблицам и показаниям приборов, а курс лечения назначает аналоговая электронно-вычислительная машина. Ну и врач, конечно: проверяет назначение машины, нет ли противопоказаний.

Предлагает поставить диагноз мне.

Сажусь. .

Тамара Ивановна заглядывает в карточку, где цифрами обозначены точки биоинформации, водит по моей ушной раковине электрическим датчиком, похожим на шариковую ручку. От датчика тянется провод к прибору. В то мгновенье, когда датчик нащупывает нужную точку биоинформации, стрелка прибора резко дергается и показывает величину электрического потенциала, а Девичева другой лаборантке диктует номер точки и величину сигнала. Эти данные лаборантка тотчас, щелкая тумблерами и вращая переключатели, вводит в аналоговую машину, на экране которой перемигиваются неоновые лампочки.

Вадим Николаевич Шлемов, конструктор машины, объясняет:

— Машина моделирует точки и каналы биоинформации, расположенные на лице и голове человека. Всего около семидесяти. Сложность в том, что точки биоинформации двух типов — сигнальные и лечебные...

Мое внимание переключается на Девичеву. Она переводит язык цифр: чем болен, к какому заболеванию предрасположенность, чем болел... в детстве (!).

— Все верно? — спрашивает.

Немая сцена.

Девичева догадывается и смеется:

— Мы уже привыкли к такой реакции наших пациентов. Одним это кажется колдовством, другим — шарлатанством... А сейчас мы вам назначим лечение.

— В чем оно заключается? — прихожу я наконец в себя, припоминая, сколько времени, мук и мытарств приходится на долю каждого, кто захочет получить курортную карту! А тут... Поводила по лицу датчиком, пощелкала тумблерами... Все верно! Хоть бы одна ошибка!

— Лечение? А вот, посмотрите, — кивает она на экран аналоговой машины. — Машина оставила точки, на которые вам нужно получить облучение лазером. А сейчас машина выдаст количество сеансов на каждую из точек и время экспозиции лазера…»

Ну а дальше, Милочка, переход к тому, что я тебе уже отослал. Добавлю немного личных эмоций, пару-другую примеров с больными... И вот что мне хотелось бы добавить — портрет вашего Шлемова, «киберэнергетика»! Знаешь, я по роду службы столько уже раз сталкивался с оригиналами из мира науки, но ваш Шлемов всех переплюнул. Я с ним провел часа полтора, и за все эти полтора часа он ответил мне только на один вопрос: в чем принцип его аналоговой машины.

«Как в чём? — удивляется он так искренне-наивно. — Если бы человеческую мысль удалось выразить математически, то появилась бы реальная возможность создать кибернетически стопроцентно достоверный аналог мозга человека...»

Понимаешь? Натуры ему, собственного мозга, — мало. Подай ему кибернетический аналог своей собственной мыслящей личности!!! Нет, трижды прав был великий Шоу: «Ни один человек не может быть узким специалистом без того, чтобы не быть идиотом в широком смысле слова».

Но это я так — без всякой обидности. Наоборот, ваш Шлемов произвел на меня просто прекрасное впечатление: такая глубокая эрудиция в кибернетике! Да и как человек... По-моему, он из разряда тех, кого нельзя обмануть потому, что они не смогут понять, что их обманули. И своего, я глубоко убежден, добьется: создаст и аналог всей биоплазменной системы человека (для 70 точек — один электронный шкаф, для 700 — десять. Велика ли трудность?), и дистанционную систему поиска нужных точек биоинформации на коже человека, и считывания с них электрических данных... Добьется, сделает — еще при моей жизни. И слава ему! Но вот если он еще при моей жизни построит аналог мозга писателя... Кому тогда будет нужен оригинал? Разве что любимой женщине...

Но... вот, Милочка, чем я хочу кончить свой репортаж...

«Группа В. Н. Шлемова — кочующая. Со своей электронной аппаратурой она переезжает из одной алатауской больницы в другую. Сейчас она работает в республиканской детской спецбольнице «Акпан».

Ходить по этой больнице, расположенной в гигантском яблоневом парке, горько и тяжело. Дети-калеки. Дети-инвалиды. Врожденные вывихи, параличи, слабоумие...

— Генетический брак, — жестко обрывает сентиментальные сожаления Т. К. Ингаева. И тут же, глубоко затянувшись сигаретой, роняет: — А для нас это дети... Говорят, в данном случае терять нечего, — опять затягивается Татьяна Кирсановна, — даже родители так говорят. Может, с отчаянья. Медицина в этом случае бессильна. Была бессильной, — поправляется она, и ее лицо трогает слабая улыбка.

Строки из документов.

«I группа больных характеризовалась большой тяжестью и генерализованностью поражения, наличием насильственных движений гиперкинезов, хореотетоза, тремора, нарушением координации движений, псевдо-бульварными расстройствами, спастичностью или ригидностью отдельных мышечных групп и психической неполноценностью. Только 12 детей из 50 могли в какой-то мере обслуживать себя, остальные нуждались в посторонней помощи. 27 детей не ходили, из них 17 были полностью обездвижены.