Четвертая власть - [38]

А может, Соловьев? Ему уж точно известны координаты всех сотрудников. Даже усилий никаких не нужно прилагать — достаточно заглянуть в записную книжку. То–то он такой смурной ходит в последнее время, явно себя чем–то изводит! Но нет! Нет же! Михалыч, конечно, не ангел, но и не предатель! Тогда кто же? Ведь он есть. Теперь Алексей знал это наверняка.

Заглянув к Соловьеву, Дмитриев незамедлительно поделился с ним своими подозрениями и по удивленному выражению его лица понял, что тот вряд ли мог сливать информацию людям губернатора. Такое искреннее недоумение искусственно не сыграть, особенно столь прямолинейному человеку, как Михалыч.

— Я даже не знаю, на кого подумать, — сказал Александр. — Конечно, здесь всякие люди работают, но чтоб такое! Поверить не могу!

— Однако предатель есть. И чем скорее мы его отыщем, тем лучше для всех нас.

— Вот что, давай я Ленку позову, секретаршу свою. Может, у нее в последнее время кто–то интересовался твоими или Володькиными координатами.

— Нет, — взволнованно закивала головой секретарша, — никто с такими просьбами ко мне не обращался.

— Точно? — спросил Соловьев. — Постарайся вспомнить. Это очень важно!

— Ну разве что…

— Кто? — закричал Соловьев — Говори!

— Генка… Зотов Генка, — испуганно пролепетала Лена. — Он несколько дней назад спрашивал адрес Володьки. Вроде ему для какой–то там базы понадобилось.

— Спасибо, Лена, можешь идти.

— А что–нибудь случилось? Не нужно было говорить?

— Нет–нет. Ты все сделала правильно. Но если он или кто–нибудь еще вдруг начнет интересоваться данными коллег, мигом об этом свистни.

— Конечно, Александр Михайлович.

— Неужели Зотов! — вскричал Соловьев, когда секретарша ушла. — Не может быть.

— Ну и мразь! Ему никогда не сиделось на месте! Постоянно жаловался, что его принижают, недооценивают!

— Не пори горячку. У нас нет никаких доказательств — только подозрения. Я поговорю с ним.

— Нет уж, я сам с ним поговорю. Я заставлю его сознаться. Если это он — придушу собственными руками.

— Ты не психуй. Лучше подумай, что нам с субботним эфиром делать? Не дает мне покоя этот мальчишка. Может, его действительно отговорить от этой затеи?

— Теперь уже поздно. Он и слушать ничего не хочет!

— А может, в приказном порядке? Конечно, это вызовет целый ряд проблем, но хоть спать по ночам смогу спокойно!

— Я сам много об этом думал. Нет, не стоит. Это убьет его быстрее бандитской пули.

— Все настолько серьезно?

— Даже больше, чем ты можешь себе представить. Володька уверен, что это дело всей его жизни. Ради него он отказался от денег и перспектив, хотя вполне мог принять предложение Анохина и ничем не рисковать.

— Крепкий, видать, у парня характер.

— Это не характер, Саша. Это романтическое детство у него в жопе играет!

***

После визита Алексея на душе у Соловьева стало совсем неспокойно. И так полно собственных проблем, как еще предатель в их рядах вдруг объявился. Сколько лет здесь работал — ничего подобного не было, а тут вдруг на тебе! Господи, что за люди вокруг! Это не люди — волки. Куда скрыться от них, куда бежать? Почему вместо того, чтобы спокойно заниматься делом, он должен вылавливать шпионов и терзаться муками совести?

Эх, ладно… С Зотовым пусть Лешка разбирается, благо сам вызвался, а у него своих дел по горло. Вытащив записную книжку, Александр нашел номер Мельникова и снял трубку. Откровенно говоря, звонить теперь уже бывшему приятелю не хотелось, но без него узнать о том, где находится священник, не представлялось возможным.

— Женя, привет, это Соловьев.

— И что тебе нужно?

— Я перед отцом Димитрием хотел извиниться. Не подскажешь, где он сейчас обитает?

— Что, совесть замучила? — ехидно поинтересовался Мельников.

— Замучила, Жень…

— Эх, где она раньше–то была? Не поздно ли опомнился?

— Лучше поздно, чем никогда. Так ты дашь адрес?

— Записывай.

Оказалось, что отец Димитрий живет сейчас в одной из подмосковных деревень, и, побросав все дела, шеф отдела новостей отправился туда. Полуразвалившийся домик священника Соловьеву пришлось искать довольно долго. В деревне все строения на один лад, а улочки зачастую не имеют никаких обозначений. Припарковав машину возле лесной опушки, Александр постучался в дверь. Хозяин открыл почти сразу же, но, взглянув на него, Соловьев обомлел. В этом исхудавшем и поседевшем человеке было трудно признать того счастливого и добродушного священника, с которым Александра когда–то познакомил Мельников. Это был не мужчина, а осунувшийся старик, но, увидев Соловьева, на его устах почему–то вновь заиграла улыбка.

— Пришел–таки, — сказал он, кивая головой. — А я знал, что ты придешь.

— Почему? — удивился Соловьев.

— А натура у тебя такая… Да ты не стой на пороге, проходи в дом. Там и поговорим.

— Простите меня, если сможете, — сказал Александр, когда они сели за стол и отец Димитрий разлил по кружкам горячий чай. — Я бы по своей воле ни за что на такое не пошел, но приказ поступил сверху, а тут уж от меня мало что зависело.

— Да ты не извиняйся. Не ты, так кто–нибудь другой бы это сделал. На все воля Божья.

— Да причем тут Бог, если люди вокруг, что волки?

— А без Божьего разумения ничего не делается. Значит, так нужно было. Все к лучшему.