Четвертая охота - [3]

Ничегошеньки себе! И опять - про побег. Майор показал фотокарточки джеков-потрошителей: один - молодой, чернявый, похож на кавказца, взгляд веселый, циничный; второй - в годах, лицо каменное, квадратное, колючие глазки упрятаны под бровями, от взгляда - даже телефотонеживого - морозец по коже. Такому только попадись под ноготь!

- Ну что, бай-бай? - зевнул Виктор, пристанывая, потянулся, - Завтра чуть свет подниматься.

Лидия Семеновна с еле слышным вздохом встала, зашаркала в свою комнату. Понятно, её воля, она бы до упора телек смотрела - чего ей при хронической бессоннице делать?

Пока Виктор плескался под душем, Марина разложила диван-кровать, взбила подушки. Потом долго возюкалась у серванта, уже в ночной рубашке, с распущенными волосами, - ублаговонивала лицо, руки, шею кремами и мазями. Виктор уже подрёмывал, когда жена, выключив наконец свет, перекарабкалась через него к стенке, юркнула под одеяло, затихла, лёжа на спине.

Виктор поколебался, пораздумывал, но всё же - на всякий случай - как бы ненароком притиснулся к боку Марины, скользнул ладонью по её бедру. Марина нервно дёрнулась, демонстративно выставила спину, свернулась калачиком.

"Ну и ладненько, - успокоился Виктор, - надо выспаться..."

Он тоже отвернулся, поджал оголившиеся ноги под одеяло и поплыл-закачался на первых волнах сонного беспамятства. Последняя мысль: "Будильник завёл? Завёл..." - померцала и канула в тьму.

Спину приятно нежило-грело тело жены. Хорошо! Правда, острые её позвонки несколько нарушали комфорт, ну да ладно...

2

Погода, против ожидания и подлых заверений телека, подкачала. Серая набухшая масса дождя-сеянки заполнила лес до отказа. Сырость, слякоть, мзга - хоть плачь.

Но вот сверху, с невообразимо дальней высоты прорезались широкие кроваво-багряные лучи, в один момент разметали, иссушили набрякшие тучи и оставили в лесу только рыхлый, почти совсем прозрачный туман. Однако ж, уютнее не стало...

Виктор вдруг обратил внимание: в лесу - поразительно тихо. Обыкновенно какие-нибудь птахи тренькают, на худой конец - вороны галдят. А тут обморочная тишина, звенящая. Даже верхушки деревьев застыли, онемели, не шелестят.

Марина, по привычке, отстаёт, растворяется за кустами.

- Марина, чёрт тебя дери! Сказано - не отставай!

Жена с испуганным выражением на лице подбегает, прижимается к мужу, испуганно смотрит по сторонам.

- Рядом иди! - приказывает строго Виктор и слышит, как гулко, странно разносится голос его в пустом притихшем лесу.

"Какие тут, к чёрту, грибы!" - злится он и упрямо шагает вперёд. Противный - цепкий и плотный - кустарник досаждает до бешенства.

Но вот они выбираются на хорошее место: высоченные сосны и осины стоят редко, кустов и травы почти нет. На хвойно-лиственной подстилке там и сям торчат заманчивые бугорки, а кое-где грибные шляпки прямо-таки высовываются, выглядывают на свободу. Вот это да - белые, подосиновики, волнушки, маслята... Хоть косой коси!

Виктор, забыв все тревоги и страхи, бросается от одного гриба к другому, режет подряд, восклицая:

- Говорил ведь, говорил - на всю зиму припасём!

Корзина полнится прямо на глазах.

- Стоп, - приказывает сам себе Виктор. - Чего это я? Надо же только белые брать, отборные.

Он без сожаления вываливает почти полную корзину, выбирает из кучи красавцы боровики, выпрямляется, с наслаждением выгибает уставшую спину...

И вдруг видит: невдалеке - ну, метров тридцать-сорок, не больше - мимо него мчится меж деревьями кабан.

Матерый секач, клыки громадные - на бегу поворачивает тяжёлую голову и злыми глазками убийцы зыркает на Виктора, несется дальше: туп! туп! туп!.. Так и чудится - земля дрожит.

Виктор приваливается плечом к сосне - ноги подламываются. Чёрт-те что! Столько лет в лес ходит, всегда мечтал хотя бы издали кабанов увидеть, но вот такого дикого и так близко... У Виктора озноб по коже пробегает - какой же жуткий, какой многозначительный взгляд у зверя.

И в этот миг снова раздается дробный топ. Виктор вздрагивает, со страхом вглядывается: вслед за первым секачом мчится второй. Этот поменьше, но жилист, также могуч и весь какой-то тёмный, почти черный. Он нагло, с усмешкой буравит человека зрачками и бьёт копытами дальше, за вожаком.

Виктор переводит дух.

И тут до него наконец доходит: бегут звери не по прямой, не мимо, а по кругу. Они огибают его, обегают и теперь находятся уже где-то за спиной. Там, где Марина!

Виктор вертит головой - жены рядом нет. Он, забыв про корзину, бросается сквозь лес, летит сломя голову гигантскими прыжками и уже через минуту слышит смертный крик Марины. Этот крик-вопль раскаленной иглой впивается Виктору в сердце, парализует его. Виктор запинается, падает на четвереньки, крадучись ползёт ещё несколько метров. Раздвигает кусты руками и отшатывается...

На небольшой поляне уничтожают его жену. Марина, совершенно голая, вся в ссадинах и кровоподтёках, распята на толстом стволе поверженного дуба. Она ещё жива. Двое - один коренастый, приземистый, с квадратным щетинистым затылком; второй чернявый, высокий, худой - копошатся над ней. Виктор с ужасом догадывается - убийцы только что изнархатили его жену, глумливо, садистски изнасиловали и теперь, наслаждаясь, добивают. Коренастый, рыча от удовольствия, медленно режет тело Марины ножом, рисует на животе кровавые узоры. Чернявый, похрюкивая, сплющивает пальцы на её руках щипцами, вглядывается в её глаза. Из распахнутого рта Марины вырывается уже не крик, а какой-то дикий предсмертный хрип...