Николай Наседкин
Четвертая охота
Рассказ
1
Вечер пятницы - самое блаженное время на неделе. Позади - пять дней каторги. Впереди - два курортных дня.
В пятницу вечером Виктор всегда настроен благодушно. По дороге со службы он заглянул в ресторан "Студенец", клюкнул у стойки сто пятьдесят водочки, запил яблочным соком, а закусывать нагрузочной сизой котлетой предусмотрительно не стал. И вот теперь, наполнив истомившийся желудок домашним наваристым борщом и фаршированным перцем (что-что, а готовила тёща классно!) и попивая чаёк с клубничным вареньем, Виктор удобно откинулся на спинку стула, шуршал газетами и журналами. Самые сногсшибательные новости зачитывал вслух.
Марина убирала-мыла посуду и, как всегда при этом, куксилась - посуду мыть она почему-то не любила. Всё, что ни вычитывал муж, ей не нравилось, раздражало её, вызывало недоверие. Зато Лидия Семеновна - слушательница идеальная: и ахала вовремя, и ужасалась где надо, и переспрашивала то и дело с неподдельно заинтересованным видом. Виктор охотно перечитывал строку или объяснял чудное, заковыристое словцо.
- Вот это да! - в очередной раз для затравки обронил он, глотнул полную ложечку светло-рубинового варенья, не торопясь запил уже остывшим чаем. Какой кошмар!
- У тебя всё - "кошмары", - ворчнула Марина, глянув поверх очков. Очки у нее чудом каким-то держались на кончике носа. - Пейте скорей, мне посуду домыть надо.
- Что там, что там, Виктор? Читай, миленький, читай, - перебила Лидия Семеновна, махнула на дочь сухой веснушчатой ладошкой: замолчи!
- Да вы посмотрите, чего писать начали, а! Вот - о "красном терроре" после революции. Ужас!
Виктор, томя слушательниц, заглотнул ещё две ложечки варенья, сделал несколько крупных глотков, прожевал ягоды. Начал читать:
"Член Учредительного собрания И.И.Котов был вытащен на расстрел из трюма баржи с переломанной ногой и рукой и выбитым глазом... В Екатеринодаре пытают так: жертву растягивают на полу застенка, двое тянут за голову, двое за ноги. Растягивают таким образом мускулы шеи, по которой бьют рукояткой нагана. Шея вздувается, изо рта и носа идёт кровь, жертва терпит невероятные страдания..."
- Постой, постой, Виктор! - Лидия Семеновна, вытаращив глаза, смотрела на зятя, губы её тряслись. - Я чтой-то не поняла. Это что, белогвардейцы так мучили наших?
- Ха! Белогвардейцы! - Виктор злорадно фыркнул. - Белогвардейцев. Белогвардейцев так мучили ваши. И не только белогвардейцев...
Лидия Семеновна поджала губы, но Виктор не дал расцвесть её чувству оскорбленного большевистского достоинства.
- Вы дальше, дальше послушайте:
"В одиночке истязали учительницу Добровольскую, вина которой заключалась в том, что у неё нашли чемодан с офицерскими вещами. Предварительно она была изнасилована. Изнасилование происходило по старшинству чина. После этого приступили к пытке. Сначала порезали ножом её тело, затем щипцами раздавили пальцы на руках... Потом расстреляли.
В Симферополе устраивали заключенным клизмы из битого стекла и ставили свечи под половые органы. В Царицыне имели обыкновение сажать пытаемых на раскалённую сковороду, пилили им кости. В Харькове комендант ЧК Саенко вонзал в тело жертвы нож на один-два сантиметра и затем проворачивал его в ране. Также любил Саенко скальпировать кисти рук..."
Виктор, стараясь подчеркнуть спокойствие духа, хотел, не отрывая взгляда от журнальной страницы, попасть ложечкой в варенье, но промахнулся мимо вазочки - и раз, и другой. Досадливо швырнул ложечку на стол. Мельком заметил: Марина бросила посуду, застыла с тряпкой в руке, поправила очки слушает. Виктор прокашлялся - в горле запершило - продолжил:
"В киевской ЧК пытаемого привязывали к столбу, потом к нему привязывали одним концом железную трубу. В неё запускали крысу и поджигали в трубе паклю. Крыса вгрызалась в тело пытаемого. В Воронеже арестованных сажали голыми в бочку, сплошь утыканную гвоздями.
Священникам натягивали на голову венец из колючей проволоки. А в Полтаве всех священников сажали на кол..."
- Перестань, Виктор! - пискнула Лидия Семеновна, - Да не может такого быть! Ну-ка, дай: в нашем журнале такого не могут написать.
Она схватила журнал, достала из кармана халата очки, вооружила глаза, вгляделась в строчки, забормотала:
"...в Одессе офицеров привязывали цепями к доскам... так... медленно вдвигали в топку... так... и жарили... Других разрывали пополам лебедками..."
- Какой ужас! Я не могу, не могу... На! Лидия Семеновна оттолкнула журнал, сняла очки, начала машинально протирать их платочком.
- А, чего только не пишут, - вернулась Марина в своё скептически раздражённое состояние духа. - Всему верить - с ума сойдёшь.
Она с ожесточением принялась драить кастрюлю. Виктор между тем допил чашку, положил варенье в чай, размешал, отхлебнул с причмоком, отыскал место, на котором прервалось чтение:
"Среди одесских палачей был Джонстон. Он сдирал кожу с живого человека, перед казнью отрезал жертве конечности. С Джонстоном могла конкурировать в Одессе молодая девушка-палач Вера Гребеннюкова (Лора). Она вырывала волосы, отрубала руки-ноги, отрезала уши... В Таганроге на металлургическом заводе красногвардейцы бросили в печь около пятидесяти юнкеров и офицеров, предварительно связав их по рукам и ногам в полусогнутом положении..."
