Четверть века назад. Часть 1 - [37]

— Онъ ничѣмъ и не показывалъ, завѣрилъ Ашанинъ, — и ни бровью не моргнулъ; мы же все вмѣстѣ на сценѣ были… а вы изъ залы видѣли…

— Такъ съ чего же вздумалъ этотъ старый мудрецъ?… размышляла Софья Ивановна.

— Я начинаю подозрѣвать… не замѣтилъ ли онъ чего нибудь… со стороны…

— Со стороны княжны! договорила они, быстро вскинувъ глазами на молодаго человѣка:- едва ли!.. Она такъ сдержанна!.. Да и много ли они видались-то съ Сережей? А мила-то она, ужъ какъ мила! вздохнула, помолчавъ, тетка Гундурова;- нѣтъ, это онъ такъ, съ большой хитрости… Капидистрію вспомнилъ! засмѣялась она привычнымъ своимъ, короткимъ, обрывистымъ смѣхомъ.

Ашанинъ положилъ шляпу, пододвинулъ стулъ, и сѣлъ подлѣ нея:

— Софья Ивановна, началъ онъ шопоткомъ, — а что же… еслибы княжна дѣйствительно… отчего же бы?…

— И, милый мой, махнула она рукой, — развѣ объ этомъ возможно думать? Развѣ они такіе люди? Эта Аглая — ну, само собою!.. А то, вы видите, и онъ… бояринъ опальный, — и онъ туда же!..

— Я все это очень хорошо знаю, и понялъ съ перваго раза, молвилъ красавецъ;- но вѣдь, если посмотрѣть поближе, съ фанаберіею этой можно же и сладить. Вѣдь ничего же существеннаго они противъ Сережи сказать не могутъ. «Положеніе?» Да какое тамъ «положеніе» бываетъ въ наши годы?… А если только княжна захочетъ, чѣмъ же Сережа ей…

— А тѣмъ, не давъ ему договорить, съ сердцемъ возразила Софья Ивановна, — что такая ужъ у насъ безобразная страна вышла, что Гундуровъ — а Гундуровы-то, вы знаете, все одно, что Всеволожскіе, да Татищевы, только титла не носятъ, а тѣ же Рюриковичи, — Гундуровъ не партія для княжны Шастуновой; а вотъ какой нибудь Фитюлькинъ въ аксельбантахъ — тотъ женихъ, и аристократъ, потому что повезетъ жену на балъ въ Концертную залу!..

— На то онъ и Фитюлькинъ; засмѣялся Ашанинъ, — у насъ, извѣстно, «чѣмъ новѣе, тѣмъ знатнѣй!»

— «Тѣмъ знатнѣй,» машинально повторила Софья Ивановна;- кто бишь это сказалъ?

— Пушкинъ.

— Да, да!.. Прекрасно сказано… Очень ужъ ихъ любятъ тамъ, этихъ новыхъ!.. Они надежнѣе, видите ли, вѣрнѣе, старыхъ родовъ… Мы, видите ли, революціонеры!..

Софья Ивановна пожала плечами, и торопливо нюхнула табаку изъ крошечной золотой табатерки, которую носила подъ перчаткой; перчатки же, по старой привычкѣ,- и не иныя какъ шведскія — никогда не сымала когда была въ гостяхъ.

— И чутьемъ чую, продолжала она, — да и вскользь слышала даже отъ кого-то въ Москвѣ, не помню, что какого-либо такого да непремѣнно ужъ имѣютъ они въ предметѣ для княжны… Эта Аглая, то есть! поправилась Софья Ивановна. Она, хоть и сердилась на князя Ларіона, и въ душѣ чувствовала себя очень оскорбленною имъ за племянника, но все-же онъ былъ для нея не «эта Аглая…»

— А мы съ Фитюлькинымъ прю заведемъ! сказалъ смѣясь Ашанинъ, почитывавшій иногда издававшійся въ тѣ годы покойнымъ Погодинымъ Москвитянинъ.

Софья Ивановна не весело закачала головой:

— Бѣдный мой Сережа!.. Вы говорите, онъ и не догадался?… Чистъ — и простъ! коротко засмѣялась она, — какъ голубь!.. И совѣтъ о путешествіи принялъ съ благодарностью? Что же, это хорошо, очень хорошо! Только скорѣе бы, скорѣе его отправить!.. Знаете, мой милый, я чѣмъ болѣе думаю… я даже очень рада, что князь Ларіонъ прочелъ ему эту, какъ вы говорите, «нотацію.» И вы очень хорошо сдѣлали, что ему объяснили… Только ужъ теперь ни слова болѣе! На него насѣдать не надо! Онъ гордъ и самолюбивъ до крайности… вы ужъ оставьте его совсѣмъ съ этимъ, пусть онъ самъ… И я, сегодня же, сейчасъ послѣ обѣда, уѣзжаю къ себѣ въ Сашино, — мнѣ къ тому же эта Аглая не посиламъ… Это важничанье, глупость!.. Предоставимъ его себѣ, его собственному разсудку, вотъ какъ Mentor когда онъ оставилъ Телемака на островѣ Калипсо, улыбнулась милая женщина;- я такъ думаю, что съ нимъ произойдетъ… какъ это говорится? une réaction. Ахъ, еслибъ этотъ не вашъ дурацкій спектакль, я бы его, кажется завтра же въ дорогу снарядила!..

— Однако мнѣ пора, Софья Ивановна, сказалъ, подымаясь, Ашанинъ, — одѣваться; да и вамъ также… Здѣсь, вы знаете, къ обѣду какъ на балъ!..

— У меня моя robe feuille-morte, неизмѣнно, живо возразила она, — другаго для beaux yeux Аглаи не надѣну!..

Она встала проводить его…

— Сережа влюбленъ! начала она опять, останавливаясь у дверей;- признаюсь вамъ, я до сихъ поръ помириться съ этой мыслью не могу. Съ каждымъ молодымъ человѣкомъ это бываетъ, но при его характерѣ… это можетъ быть опасно… очень опасно!.. Мнѣ даже представляется теперь, что, кажется, лучше было бы еслибы онъ…

— На меня походилъ? договорилъ со смѣхомъ Ашанинъ;- признайтесь, генеральша, что вы именно объ этомъ подумали въ эту минуту?

— Ну, нѣтъ, полушутливо, полусурьезно отвѣчала она, — отъ этого Боже сохрани каждаго! Очень ужъ вы безнравственны, мой милый! Только Богъ васъ знаетъ, какъ это вы дѣлаете, что на васъ сердиться нельзя… Сердце-то у васъ золотое, вотъ что! И я вамъ отъ сердца благодарна за вашу дружбу къ Сережѣ…

— Нѣтъ, генеральша, комически вздохнулъ неисправимый шалунъ, — я больше за добродѣтель мою погибаю! И тяжкія наказанія за это несу, очень тяжкія!..

Софья Ивановна взглянула на него:

— Господи, да ужъ не напѣли ли вы чего гувернанткѣ здѣшней? внезапно пришла ей эта мысль.