Четвероевангелие - [37]
В беседе о равенстве с Отцом Христос указал на трагедию плотских людей: отсутствие в них истинного Богопознания, «признание правдой падшей человеческой правды и отречение для нее от правды Евангелия»[187] приведет к тому, что они примут дела диавола за дела Божии и признают антихриста, творящего многие эффектные чудеса, отвечающие греховным желаниям людей: «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете» (Ин. 5: 43).
Древнее святоотеческое присловие говорит, что Бог не может спасти человека без участия самого человека; как нельзя насильно заставить полюбить. Господь не допускал в Своем служении насилия в деле веры, оставляя веру как дело Божие (Ин. 6: 29) на совести людей. И это еще одна черта служения Христова: «Он трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит» (Мф. 12: 20). Господь бережно относится к поврежденной грехом человеческой душе как хрупкому сосуду и ждет решения человека: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3: 20).
2.2.3. Откровение Царства Божия в притчах
В Евангелии сохранено множество притч Христа и приточных речений, то есть кратких сравнений, например: «Вы – соль земли… Вы – свет мира» (Мф. 5: 13, 14). Притча – это поучение-загадка; в притче обязательно присутствует образ, что-то символизирующий. В части евангельских притчей есть довольно развернутый сюжет (например, притча о сеятеле, о закваске, притча о злых виноградарях, притча о мытаре и фарисее, притча о блудном сыне), в других притчах даются только характерные образы, находящиеся в определенных отношениях между собой (например, добрый Пастырь, овцы, волк, наемники и воры в притче о Пастыре добром в Евангелии от Иоанна; или связь лозы и ее ветвей в притче о виноградной лозе в том же Евангелии).
В греческой Библии есть два слова, употребляемых для обозначения того, что на русский язык и на славянский мы перевели бы как «притча»: «параболи, παραβολή» (отсюда название такого образного выражения, как парабола) – сравнение, подобие, образ и «паремия, παροιμία» – поговорка, пословица. В синоптических Евангелиях используется слово παραβολή, в Евангелии от Иоанна – παροιμία.
Почему Господь говорил притчами? Во-первых, это свойство восточного образа проповеди, Господь не отделял себя от семитского, восточного менталитета, Он в нем родился, в нем жил и в этом смысле для своих был своим. Притчи часто использовали и пророки, это библейская традиция. Многие евангельские образы являются ветхозаветными аллюзиями, легко опознаваемыми слушателями и составляющими, как выражаются лингвисты, «фоновое знание»[188]. Например, когда в одной из притчей Царствие Небесное уподобляется закваске, которую жена взяла и спрятала в трех мерах (сатах) муки, доколе не вскисло все (Мф. 13: 33), образ трех мер был хорошо знаком слушателям Христа: в книге Бытия описано, как Авраам спешит к Сарре и говорит: «Замеси три меры [саты] муки» (Быт. 18: 6). Жена из притчи явно перекликается в сознании иудеев, наизусть или близко к тексту знавших Писание, с супругой «отца всех верующих» (Рим. 4: 11) и невольно обращает мысли к значению этого образа.
Кроме того, Господь говорил притчами, «чтобы сделать свою речь более выразительной и запоминающейся, при помощи образов внушить им определенные вещи»[189]. Очевидно, что пересказать притчу о мытаре и фарисее легче, чем Нагорную проповедь или беседу о равенстве Сына и Отца, так как выразительный и знакомый образ, сюжетная история удобнее для запоминания. Но что важно: притча отнюдь не упрощает проповедь, не делает учение очевидным (иначе ученики не подходили бы к Христу и не говорили: мы ничего не поняли, разъясни). Притча – это прикровенное знание, символ[190], который связывает разные планы бытия: мир духовный и мир земной. В этом отношении притча сопоставима с функциями оконного стекла: с одной стороны, оно соединяет нас с внешним миром, сообщает нам знание о том, что происходит за окном, а с другой стороны, отделяет от него. То есть функция символа двойственна – сообщить некое знание и в то же время сохранить это знание от чрезмерного дерзновения человеческого ума; символ дает возможность прикоснуться к тайне духовного мира, тайне богооткровенной и в то же время защищает ее. Притча – это и откровение, и препятствие. Проповедь в притчах защищает истину от поругания: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7: 6). Христа окружала толпа, в который были не только искренние, непредвзятые люди, но и те, кто искал, как бы уловить Христа в слове: «Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их
