Чет-нечет - [11]

Шрифт
Интервал

Да и разговор замялся – что тут скажешь.

Так они прошли лес и долго брели по полю прежде, чем остановились у заставы. Стрелецкий десятник глянул Федькину грамоту и, не читая, махнул рукой.

Оставили полосу серых, растрескавшихся надолбов, что с перерывами окружали город на пространстве во много верст. Брусья, соединявшие между собой вкопанные в землю столбы, – кобылины – кое-где проломились за ветхостью и упали. Но даже такой призрачной защиты, как местами порушенные, местами недоделанные надолбы хватало, чтобы люди располагались здесь повольготнее: пошли распаханные поля, пастбища с тощими стадами коров, коз и овец вперемешку, свежие пни… И радовали глаз отважно пробиравшиеся куда-то по своим детским надобностям малыши семи или восьми лет… А вот и родители их в поле.

Издалека еще, вызывая неясное недоумение, притягивал взгляд корявый дуб у дороги. Вблизи можно было различить прибитые к стволу истлевшие, с обнаженной костью конечности – обрубленные по запястье руки и по колено ноги. То были несомненные уже предвестники города, признаки где-то поблизости расположившегося правосудия. Мезеня с Афонькой переглянулись и покосились исподтишка на подьячего. Никто, однако, не обмолвился словом, молча перекрестились.

Вскоре путники оставили по левую руку мельницу у запруды. Там тюкали топорами плотники. На берегу пруда задрался в небо жеравец – поворотный шест, чтоб доставать с глубокого места воду. Выше по ручью угадывалась окруженная тыном деревня, и вот – в другую сторону, по дороге показался город, путники прибавили шагу.

Основательный, в два или три человеческих роста частокол, кое-где прорезанный башнями, окружал посад. Сам город, главное укрепление, скрывали от взора возвышавшиеся над краем частокола тесовые и соломенные кровли, главы церквей и колокольни, высокие крытые бочкой повалуши.

Еще нельзя было разглядеть толком окон, далеко впереди зияли ворота проезжей башни, когда мирный день покрыл удар колокола. Бум! – томительно замирая, покатился над полем его гулкий глас, и другой – вдогонку. Зачастили тревожные в своем упорстве удары – всполох.

– Пожар? – молвил Мезеня, вглядываясь в неровный гребень города.

Но это был не пожар. Мальчишки со свиньями, девчонки с гусями поспешно гнали птицу и скот к воротам. Коровы, овцы, козы – все мычало, блеяло и ревело; тяжелой рысью, неуклюжим махом, разбегаясь в бестолковых метаниях, скот стекался все же к мостам через ров. Лаяли собаки, мельтешили люди.

– Гони! – бросил Афонька, вспрыгивая на телегу.

Приглядываться да озираться больше не приходилось. Всполошный колокол бил, будто сваи вколачивал – зыбкой трясиной дрожал в душе страх. Мезеня выругался, окинув злобным взглядом немощную казацкую клячу, живо вскарабкалась на телегу Федька – лошадь, ощущая, как огрузились оглобли, замедлила было шаг – да куда там!

– Ты у меня! – взрычал Мезеня и обрушил вдоль хребта кнут. Несостоявшаяся Савраска рванула, преодолевая в суставах боль. Стоя на дребезжащей телеге, возчик лупил без устали, и Савраска, дико выгнув шею – здоровым глазом к дороге, понесла вскачь, что бывало с ней по нынешним временам разве во сне!

– Вот они! – выпалил Афонька.

И сразу близко, тут же за опушкой чахлого перелеска все увидели сверкающих саблями татар. Разлетевшись в беге, черные конники заметали поле. Во все лопатки, потеряв дыхание, одним только свистящим сипом живой улепетывал от них пастушок… Темным крылом покрыла его лавина. Конники мчались к воротам, отсекая от острога остатки стада.

Бам!-бам!-бам! – все быстрей и быстрей, словно подстегивая сердца, колотился всполошный колокол.

Начали закрываться ворота, оттесняя единым стоном мычавших людей и скот. Ворота и мост стремительно приближались, а сзади стлались вдогонку конники, взбивая грохочущими копытами землю.

– Матерь божья пресвятая богородица! – бормотал Афонька прыгающими губами, соскочил вдруг с телеги, опрокинулся в пыль, кубарем, – и рванул в поле, к купам жидких кустов.

Мгновение, растеряв сообразительность, Федька лихорадочно колебалась, не кинуться ли ей следом, да ничего не успела.

– Кошелек! – прохрипел Мезеня, одной рукой протягивая ей для чего-то свой измазанный дегтем кошель. Она поймала скачущий по пустой телеге горшок, сунула туда чужую мошну и, полулежа на больно бьющихся досках, отправила туда же столпницу.

С отрывистым сухим свистом чмокнула в доску стрела. Резко обернувшись, Федька увидела саженях в тридцати татарина – натягивал на скаку лук, она припала к телеге.

– А-а! – содрогнулся Мезеня.

Вторая стрела с мокрым щелчком стукнула его в спину.

Пушечный выстрел.

Федька поймала падающего на нее возчика, но не смогла удержать одной рукой – тяжелое тело вывернулось. В тот же миг все вообще рухнуло, развалилось твердыми острыми гранями, она полетела броском вперед, ударилась о рухнувшую под нее лошадь и, чудом очутившись на ногах, побежала, безумно сжимая горшок. Что-то пролетело и что-то бухнуло, бухнуло несколько раз, изрыгая огонь, раздавались бессвязные вопли, кто-то кричал, стонал, мычал. Федька неслась, не успевая заглатывать воздух, за спиной развевались рукава ферязи. Она влетела на мост, проскочивши мимо заметавшихся коз и овец, сшибла гуся и очутилась перед запертыми воротами. Ударила ногой, рукой, под барабанный бой, взвизги и завывания труб, раздирающее уши мычание, блеяние, колокольный звон, жестокое буханье пищалей кричала свое – истошное. Она колотилась о глухие доски, пока не почувствовала как что-то тяжелое вывалилось из нее, поехало между ног…


Еще от автора Валентин Сергеевич Маслюков
Побег

Взрыв волшебных стихий разбросал героев. В чужом обличье, с чужой судьбой, с чужими словами на устах — все они не на месте; даже самые удачливые из них не свободны от страха. В этом мире нет справедливости, исполнение желаний отдает горечью: одураченный счастливец, обездоленная принцесса, поразившая себя в сердце мошенница, растерянная волшебница, впавший в ничтожество чернокнижник — они верят, что завтра все переменится.


Клад

Роман Валентина Маслюкова «Рождение волшебницы» в шести книгах открывает серию «Фольклор/Фэнтези». Это роман-мир. Мир необыкновенно выпуклый, наполненный подробностями славянского быта, этнографически убедительный и точный – но вместе с тем по-сказочному чудесный и неожиданный.Первая книга романа – «Клад». Бурливая волна, что выбросила на берег сундук с младенцем, перевернула жизнь простодушных рыбаков Поплевы и Тучки. Многое должно было произойти, чтобы в их необычном плавучем доме вырос необычный человек – волшебница.


Погоня

Война, жестокая, пробудившая невиданной силы магию, опустошила страну. Давление противоречий становится невыносимым и пробуждает тектонические силы. Страна потрясена явлением блуждающих дворцов. Толпы народа приходят в движение в погоне за смертоносными миражами. В горах пробуждается давно заснувший змей. И в этом общем кипении так мало места для личных счетов и личных надежд…


Любовь

Когда бы в начале пути герои знали, как сбудется все то, о чем когда-то они мечтали, разве хватило бы у них сил ступить на тяжелый путь? Ответа нет. Нельзя повторить свою судьбу дважды. И жизнь, обновляясь с каждый своим рождением, всегда нова, сколько бы раз она ни повторялась…


Жертва

Вторая книга романа-эпопеи «Рождение волшебницы» продолжает историю героев, с которыми вы могли познакомиться в книге «Клад». Это роман о любви и просто роман как таковой: населяющие его пространство воины и принцессы, лукавые вельможи, ученые чудаки, мальчишки и даже оборотни — живые люди во всей их человеческой сложности. Потерявшая близких, не имеющая ни поддержки, ни руководства юная волшебница Золотинка и обреченный на одиночество княжич Юлий пытаются выплыть в житейском море, рок сталкивает их, как кажется, лишь для того, чтобы посмеяться…


Потоп

Третья книга романа-эпопеи «Рождение волшебницы» продолжает историю героев, с которыми вы могли познакомиться в книгах «Клад» и «Жертва». Населяющие этот роман воины и принцессы, лукавые вельможи, ученые чудаки, мальчишки и даже оборотни — живые люди во всей их человеческой сложности. В прекрасном, яростном и часто недобром мире лишенная всякой поддержки юная волшебница Золотинка и обреченный на одиночество княжич Юлий пытаются выплыть в житейском море, не поступившись ни совестью, ни любовью…


Рекомендуем почитать
Тамбера

В центре повествования У. Сонтани — сын старосты деревни, подросток Тамбера. Он наделен живым воображением, добротой, тонко понимает природу, горячо любит мать и двоюродную сестренку Ваделу. Некоторым жителям кампунга кажется, что со временем Тамбера заменит своего отца — старосту Имбату, человека безвольного, пресмыкающегося перед иноземцами. Это Имбата ведет сложную игру с англичанином Веллингтоном, это он заключает кабальный «договор о дружбе» с голландцами, вовлекая тем самым лонторцев в цепь трагических событий.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».