Честный проигрыш - [3]

— Хильда!

— Руперт, будь добр, вызволи этого шмеля из бассейна. Спасибо. Насекомым следовало бы иметь лучший инстинкт самосохранения. Надеюсь, наш ежик не свалится в воду. Как ты думаешь, есть у ежиков здравый смысл? Скажи, это гадко, что мы пьем шампанское, не дожидаясь гостей?

— Вовсе не гадко. Нам позволено все.

— Наверное, это нечестно быть такими счастливыми?

— Совсем напротив. Это большая честь.

— Расположиться, словно дома, на блаженных небесах?

— Да, стать законными небожителями.

— Но разве это не делает нас чуть-чуть эгоистами?

— Делает. Но давай простим себе это. Во всяком случае сегодня.

— Принято. Руперт, это ведь потрясающе, что после стольких лет тебе все еще нужна только я. Почти все твои сверстники бегают за молоденькими, а ты не прячешь обручального кольца и продолжаешь писать мне любовные письма.

— Не менее потрясает и то, что ты бережешь их.

— И ведь я старше тебя…

— Не думай об этом, Хильда. Вовсе не старше.

— А ты не забыл в этом месяце послать взнос в «Помощь Оксфорда голодающим»?

— Мне ясен ход твоих мыслей. Нет, не забыл.

— Конечно, ясен. Глупо, наверно, испытывать чувство вины оттого, что тебе повезло.

— Еще шампанского, дорогая? Какая все же немыслимая жара. Я просто взмок. Пью слишком много, а, Хильда?

— Мы оба перебарщиваем с выпивкой. И, конечно, это не прибавляет стройности. Я так надеялась на бассейн…

— Плавание освежает душу, но, боюсь, не спасает талию. Как бы там ни было, спиртное помогает при бессоннице. Какое счастье, что я счастлив. Будь это иначе, бессонница стала бы сущим кошмаром.

— Какое дивное солнце. Руперт, я рада, что мы не поехали в Пемборшир.

— Ну нет, в коттедже сейчас славно. Хотя и здесь, в саду, сегодня — словно за городом.

— Глупо было, наверное, приглашать Саймона с Акселем на этот вечер.

— Почему же? Прекрасный повод, чтобы собраться всей семьей.

— Аксель противник семей. Он из тех голубых, кто предпочитает не вспоминать о естественных отношениях.

— Но не мог же я пригласить Саймона одного! Они супруги-неразлучники.

— Мне кажется, Акселю неприятно видеть нормальную счастливую семью. Он предпочел бы, чтобы все мужчины бросили всех женщин.

— Глупости, Хильда. Он, напротив, строг и полон уважения к приличиям. Вспомни: его шокировало, что Морган бросила Таллиса.

— Ну это потому, что он любит Таллиса и не любит Морган.

— Допустим. Но тебя он любит.

— Я знаю это. Он дьявольски ироничен, но мил. Ты думаешь, их ménage с Саймоном будет долгим?

— Почему бы и нет? Он длится уже три года. А следовательно, способен длиться и дольше.

— Все эти связи между геями такие непрочные.

— Только лишь потому, что общество усложняет их жизнь. Гетеросексуальные отношения ограждены институтом брака и необходимостью потомства. Не будь этого, они оказались бы столь же непрочными. Так что, если люди подходят друг другу, почему бы им и не оставаться вместе?

— А как ты считаешь: не будь у нас одобрения общества, мы оставались бы вместе все эти годы?

— Думаю, да, возлюбленная жена моя. А ты как полагаешь?

— Так же. Мы с тобой думаем одинаково! Но мы, как уже было установлено, особый случай. И во многом так схожи. А Аксель и Саймон разные. Думаю, что жить с Акселем очень трудно. Он мрачный и замкнутый. А Саймон так на все реагирует, часто ребячлив, любит удовольствия. Говоря «удовольствия», я не имею в виду ничего плохого. И потом: все голубые имеют склонность обострять отношения. Не знаю ни одного, кого к этому не тянуло бы.

— Любое утверждение, начинающееся со слов «все голубые…», изначально лживо. Оно из серии «все мужья…». Например «все мужья за сорок изменяют женам».

— Наш пример опроверг это утверждение. Насколько я могу судить, Аксель командует Саймоном.

— Есть люди, которым нравится, чтобы ими командовали.

— Да, вероятно. К тому же Саймон намного моложе. Слава богу, что наш союз абсолютно демократичен. Они, я подозреваю, жестоко ссорятся каждый вечер.

— Не понимаю, почему ты так думаешь, Хильда. И потом, можно жестоко ссориться каждый вечер и все же любить.

— Слава богу, что мы не ссоримся каждый вечер. Для меня это было бы доказательством отсутствия любви.

— Браки бывают разными.

— Ты неисправимо великодушен, Руперт.

— Мне кажется, проблемы этой пары прямо противоположны. Они настолько заняты друг другом, что едва замечают что-либо вокруг.

— К вопросу об институте брака и потомстве. Полагаю, наш сын едва ли почтит нас сегодня своим присутствием?

— Разумеется, я пригласил его. И, разумеется, он никак не откликнулся.

— Он не придет.

— Не придет.

— Ох, Руперт! Не написать ли тебе снова в Кембридж?

— Мне больше нечего им сказать. И заметь: до сих пор они очень терпимо воспринимали все выходки Питера.

— А то, что он не сдал экзамены за первый курс, не страшно?

— Не очень. Если, конечно, он согласится вернуться к занятиям в октябре.

— Он знает, что совсем не обязан заниматься классикой. Может выбрать и что-то другое.

— Он возражает не против специальности, а против университета как такового.

— Невероятно! Кембридж в его возрасте — ведь это сказка. Быть девятнадцатилетним первокурсником, иметь массу друзей…

— Не было массы друзей, пойми ты, Хильда! Молодежь вовсе не дружит сейчас, как дружили мы. Дружба вышла из моды. Когда я в его годы был в Оксфорде, у меня были сотни друзей.