Честь и мужество - [57]

Шрифт
Интервал

Леша так и не поздоровался. Сел на край стула.

— Поначалу уточним вот что… — Саша решил спрашивать напрямик, чтоб паренек не успел подготовиться. — Припомни, где ты был в прошедший вторник? Вечером и ночью?

Он заметил, как напрягся Леша и как почти сразу расслабился, словно бы с облегчением.

— Вторник, — повторил инспектор. — То есть три дня назад.

— А я помню? — буркнул Леша. — Дома, наверно.

— Припомни точно, это очень важно. И кто был с тобою?

Юноша задумался, и его глаза спрятались в щелках. Сейчас он был очень похож на мать.

— Думай, Лешка, — грозно сказала Вера Петровна. — Да во вторник я дома была! Ну! Валька же с заграницы…

— Ага, — оживился Леша, — у соседей мы гуляли, ихний сын приехал из Монголии… У них и были, я уснул еще…

— Спьянился, так и захрапел на диванчике, — радостно засмеялась мать. — Он у нас не пьет, я ж говорила вам.

— А потом?

— Еле уволокла. Да тут рядом, на нашей площадке соседи-то…

Жиганов многозначительно посмотрел на Зуенкова: проверим-де.

— Значит, всю ночь он провел дома, никуда не выходил? Так?

— Куда ему выходить было, — живо подхватила Вера Петровна. — Мутило, все стонал…

Леша безучастно молчал, но когда Зуенков достал из кармана бумажку с завернутыми в нее перстеньками, опять подобрался.

— Откуда у тебя это? — Саша развернул бумажку. Вера Петровна заморгала испуганно: вот те на!

— Купил… — нехотя выдавил Леша, глядя в пол.

— В магазине? В каком?

— Да на кой тебе это, Лексей? — изумилась мать.

— Не в магазине, — тихо ответил наконец Леша.

— У кого же?

— Не знаю. Мужик какой-то. Возле «Шипки».

— Никогда его не видел раньше?

Он покачал головой:

— Никогда.

— И много купил?

— Восемь штук.

— Вот дурень! — возмутилась Вера Петровна и хотела что-то добавить, но Жиганов строго сказал:

— Вы, мамаша, не мешайте. Помолчите маленько.

— Молчу, молчу…

«Хорошо, что парень, кажется, не врет», — подумал Саша.

— И что ты еще у него купил? Или, может, видел в руках?

— Только эти колечки. — Леша поднял глаза на инспектора. — По три рубля… А они в магазине по шесть. Я и купил.

— Перепродать хотел?

— Да вы что! — Леша мотнул головой. — Просто так… На пояс можно приделать… И вообще…

— У тебя что, деньги лишние?

— А я в спортлото выиграл, — быстро проговорил Леша. — Угадал четыре цифры на той неделе. Сто тридцать семь рублей. Че, нельзя?

— И матери не сказал! — ахнула Вера Петровна. — Ах ты, паршивец! Тут бьешься, бьешься, копейки считаешь.. — Она хотела еще много чего сказать, но под взглядом Зуенкова осеклась.

— Какой розыгрыш?

— Субботний… То есть, нет — двойной, который по шестьдесят копеек.

«Что-то бойко заговорил», — подумал Саша.

— А как же перевод? — спросил он как бы между прочим.

И снова Лешка внутренне сжался — даже Жиганов заметил.

— Какой еще перевод? — грубовато ответил он. — Не знаю ничего.

— Да откуда переводам-то… — фыркнула Вера Петровна и смолкла.

— Ты же ребятам говорил. Во время банкета своего.

— Пьяный был.

— Значит, треп?

— Не помню я. Пьяный был сильно.

— Хорошо, спортлото так спортлото. Теперь слушай внимательно и мотай на ус. Эти перстни… — Саша сделал многозначительную паузу. — Эти перстни украдены из магазина. Возможно, их украл тот самый мужчина, который тебе их продал по дешевке. Мы его, конечно, поймаем, это будь уверен. Но ты, Леша, поможешь нам сделать это побыстрее. Тебе же нет резона его от нас защищать, так ведь?

— На кой он мне… — буркнул Леша.

— Покрывать преступника может только его сообщник. Или дружок. Не думаю, чтоб ты ему помогал, хотя покупать краденое тоже нельзя, карается законом.

— Я не знал.

— Верю, что не знал. Давай-ка теперь вспоминать все об этом мужике. Какой он с виду, во что одет, кому еще продавал или предлагал.

Они пробыли у Гусевых еще около сорока минут. Память у Лешки была более цепкой, чем у продавщиц, и он почти с удовольствием живописал торговца перстнями. Нашлась и особая примета — на левой руке не было большого пальца. Но, пожалуй, самым важным было сообщение, что Леша видел «мужика» не только у кинотеатра «Шипка», но и на Революционной, у «Вымпела». И видел не далее как позавчера.

6

Владимир Бибишев провел в кабинете начальника управления уголовного розыска всего четверть часа, но задание, которое он получил, было далеко не простым. Сколько времени потребуется на его выполнение, трудно было предсказать даже приблизительно: угон автомобиля — преступление, которое, как правило, не оставляет следов. И если саму машину — опять же как правило — находят быстро, то угонщика отыскать — дело не простое. Даже если он оставил отпечатки пальцев. Статистика угрозыска говорит, что на один случай угона машины рецидивистом приходятся десятки совершаемых из озорства, по пьянке, из глупого молодечества. Покатавшись час, два, от силы весь вечер, угонщик оставляет автомобиль где-нибудь в перелеске, на обочине — иногда нетронутым, иногда «раскуроченным»: без приемника, зеркала, стеклоочистителя. Почти всегда делали это молодые парни, иногда, впрочем, и подростки.

Однако на этот раз целая серия краж «Жигулей», происшедшая за последние полтора месяца в Октябрьском и Советском районах города, настораживала особенностью: ни одна машина не была брошена преступниками. Все исчезали бесследно. Предполагать можно было всякое: например, автомобиль могли утопить в реке, загнать в чащобу, спрятать в сарае. Но наиболее вероятной была версия о существовании одного или группы преступников, угонявших «Жигули» для продажи за пределами области. К этой мысли пришел Володя Бибишев, когда познакомился с материалами уголовных дел. В ее пользу говорил, правда, только факт бесследного исчезновения машин, потому что ни «почерк» преступника, ни сходные обстоятельства в делах обнаружить не удалось. Два автомобиля были украдены из гаражей, причем один замок был перепилен ножовкой, а ко второму был подобран ключ. Четыре машины были похищены из дворов — владельцы построить или купить гаражи еще не успели. И, наконец, одни «Жигули» пропали среди бела дня: их хозяин был на работе, а машина стояла под окнами его конторы. Стояла, естественно, до поры до времени: возвращаться домой ее хозяину пришлось на троллейбусе.


Еще от автора Эдуард Михайлович Кондратов
Птица войны

В основу повести положены эпизоды так называемых маорийских войн 1843–1872 гг. Главные персонажи ее — вымышленные лица, однако при разработке сюжетной линии автор широко использовал конкретный фактический материал из истории Новой Зеландии периода маорийских войн.


Тревожные ночи Самары

Книга посвящается героическим чекистам, которые сразу же после создания ВЧК встали на защиту завоеваний социализма от посягательств внешней и внутренней контрреволюции. В основе повести — деятельность Самарской губернской ЧК в первые годы Советской власти.Повесть рассчитана на широкий круг читателей.


Без права на покой [Рассказы о милиции]

Очерки, документальные рассказы и повести, помещенные в этой книге, посвящены теме охраны государственной собственности, борьбы с бесхозяйственностью, расточительством, рвачеством. На примерах, взятых из жизни Куйбышевской области, авторы показывают целеустремленную и напряженную работу, которая ведется в этом направлении…


Операция «Степь»

Конец 1921 года. Война закончилась, но еще много разных отрядов и групп из недобитыхбелогвардейцев, а то и просто бандитов, шастают по просторам Дикого поля и Поволжья.В Самарской губернии таким «бельмом в глазу» для чекистов стала Атаманская армия Василия Серова, бывшего унтер-офицера царской армии. Пользуясь неразберихой и малочисленностью красноармейских отрядов, банда Серова наводила страх и ужас на жителей станиц и небольших городков Поволжской степи. В конце концов, после особенно дерзкого нападения серовцев на уездный город Пугачев, руководство губчека приняло решение выманить банду из степи и уничтожить…


Рекомендуем почитать
Убийство на Кольском проспекте

В порыве гнева гражданин Щегодубцев мог нанести смертельную рану собственной жене, но он вряд ли бы поднял руку на трёхлетнего сына и тем самым подверг его мучительной смерти. Никто не мог и предположить, что расследование данного преступления приведёт к весьма неожиданному результату.


Обратный отсчёт

Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…


Боги Гринвича

Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».


Легкие деньги

Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?


Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.


Начало охоты или ловушка для Шеринга

Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.