Честь и мужество - [56]

— Вот они, вот!

Зинаида Ивановна, видно, только и ждала этого: завернутые в бумагу перстни были у нее в кулаке.

Зуенков и Жиганов взяли по перстню. «Безвкусица какая, — подумал Саша. — Должно быть, с Кавказа, поделки шустрой артели…»

— А что, красивая вещь, — задумчиво сказал Жиганов. — И верно, дорогая…

— Шесть рублей штука, — выпалила не без ехидства Вика.

— И много таких колечек ты видела у Леши? — спросил Зуенков.

— Восемь, — неохотно ответила девушка.

— Он еще кому-нибудь дарил?

— Нет. Даже не показывал.

— Ты уверена в этом, Вика?

— Да-а… — Она даже удивилась. — Он по секрету их мне подарил.

— А где взял, не спросила?

Она покачала головой.

— А зачем ему столько? Неужели не поинтересовалась?

Вика сердито мотнула подбородком, а Саша усмехнулся.

— Какая ты нелюбопытная. На редкость. Неужели не показалось тебе странным, что парнишка купил чуть не десяток перстней? Да к тому же одинаковых.

— Не показалось, — упрямо прикусив губу, сказала Вика.

— Вы как, скидывались на эту вечеринку? — чуть изменил Саша тему. — По трешнице? По пятерке?

— Лешка все покупал.

— Ишь, миллионер! Где он деньги-то брал? У родителей?

— Нет, нет, — быстро ответила Вика. — Он перевод получил. Материны Лешка не берет…

— От кого же перевод? Отец у него где?

Вика молчала, глядя в сторону.

— Гусев в местах заключения, — пояснил Жиганов, — второй год.

— Это он тебе так сказал — перевод? — настаивал инспектор.

— Да.

— А еще какие-нибудь вещицы у него были? Ну, галантерея, косынки?

— Нет.

В глазах у Вики блестели слезы. Зуенков понял, что еще один вопрос, и девчонка заплачет.

— Ладно, кончим на этом.

Он встал. Поднялся и Жиганов.

— Вы о нашем разговоре не рассказывайте. Ни Леше, ни кому другому, договорились?

Вика, глотая слезы, кивнула.

— Тогда мы пойдем. Вы уж извините нас.

— Да чего там — извините! — обрадовалась Зинаида Ивановна. Она до смерти рада была, что дочь не замешана ни в чем дурном. — Я ей говорила уже, говорила: не смей брать подарки от кого попадя… Глупая она еще, сами видите…

— Перестань! — крикнула Вика и разревелась. Прижав ладони к глазам, она выбежала из комнаты.

Зуенков вынул блокнот и принялся молча писать расписку на изъятые перстни.

Когда они уходили, Зинаида Ивановна, озираясь на кухню, откуда слышались сдавленные рыдания и всхлипывания, жалобно попросила:

— Вы уж, пожалуйста, не тревожьте девчонку. Возраст у нее такой, пятнадцать лет… Я и сама ей…

— Ни в чем она не виновата, успокойтесь, — добродушно сказал Саша. — Больше не придем.

— А подобные вечеринки надо пресекать! — со строгостью добавил Жиганов.

— За порог теперь не пущу! — с готовностью подхватила Зинаида Ивановна. — Она у меня теперь повеселится.

— Счастливо! — сказал ей Зуенков, закрывая дверь.

— Сейчас, как я понимаю, к Гусеву? — озабоченно спросил Жиганов, когда они вошли в лифт.

— Правильно понимаете, товарищ старший лейтенант! — весело отозвался Саша.

Но тон его голоса не соответствовал настроению инспектора. В сущности, визит к Вике ничего не дал. Или почти ничего.

5

Лешки Гусева дома не оказалось. Его мать, пухлая женщина с нездоровым, изжелта-серым цветом лица, предположила, что сын в соседнем подъезде, в 19-й квартире, где живут его приятели-близнецы Севка и Алик. Пока Жиганов ходил за Лешей, Александр Зуенков, не перебивая, слушал излияния Веры Петровны. От не слегка попахивало спиртным, голос был с хрипотцой и звучал монотонно.

— Сами понимаете, безотцовщина есть безотцовщина, — говорила она, щуря и без того еле видные оплывшие глазки на инспектора. — А отец был на воле — еще хуже. Ну, пил он — это ладно, кто умеет пить, тот человеком будет и выпимши. А мой — чисто скорпиен становился, ей-ей, скандалист — ничем не угодишь. Только бы придраться — и в кулаки. Лешка, в пятом был он тогда, сбегал из дому, в Налейке с поезда сняли. И сбежишь! Бабье дело — терпеть, а парнишки, они сами гордые, не хотят сносить безобразнее… Если вам рассказать, сколько я лично от него приняла…

Хрипловатый говорок, как ни скорбны были слова, убаюкивал. Саша решил повернуть беседу в нужную ему сторону. Спросил:

— Не рано ли сынок ваш стал выпивать?

— Да разве он пьет? — протянула Вера Петровна. — Его с полстакана мутит. Уж не знаю, как это он вчера… Товарищи его портют, а он им подражает, тоже, мол, большой… А сам ребенок еще.

— А деньги у ребенка откуда?

— Должно, заработал. Вроде чегой-то он мастерит… С электрой… электрики…

— Электроника? — подсказал Саша.

— Ага, вот-вот, электроника… Он так говорил. Наушники делает из поломанных телефонов. Ребята его просят, а он мастер, все умеет.

«М-да, электроника… — подумал Саша. — Недаром в городе столько исковерканных автоматов. А мамаша и рада — при деле, мастер…»

Резко тренькнул звонок. Вера Петровна засеменила в прихожую.

— А мы тебя здесь ждем! — раздалась ее хрипотца. — С товарищем… Ну, хоть застали тебя — и то ладно.

В дверях стоял паренек лет шестнадцати, худенький, но в маму круглолицый, с усыпанными веснушками щеками и длинными неухоженными волосами. Глаза его смотрели сонно, будто его не волновало присутствие в их квартире работников милиции.

— Здравствуй, Алеша, — сказал Зуенков, видя, что тот не собирается здороваться первым. — Дело к тебе есть, садись.