Честь и долг - [36]

— А есть что указывать? — осведомился сухонький князь Львов, воодушевленный донельзя тем, что его прочат в премьеры будущего правительства. Он все время лез с назойливыми вопросами и многозначительно тряс бородкой по любому поводу. — Поможет ли генерал Крымов? — добавил он второй вопрос.

Гучков сдержал свою врожденную агрессивность из уважения к сединам будущего министра-председателя, но суровым тоном изрек:

— Господа, очевидно, есть смысл более подробно объяснить роль генерала Крымова в наших работах… Извольте знать, что с июля 16-го года, когда с генералом впервые встретился брат Терещенко, Крымов буквально горит нашей идеей. Крымов — один из немногих генералов, которые из великой любви к родине не побоялись прямо вступить в ряды нашей небольшой группы решившихся на государственный переворот… Он неоднократно приезжал в Петроград и убеждал сомневающихся, что медлить дальше нельзя… Он и его военные друзья вполне сознавали, как и мы, что если не взять на себя руководство дворцовым переворотом, то смену власти произведут народные массы. А мы прекрасно понимаем, какими последствиями и какой гибельной анархией это может грозить России… Теперь, я повторяю, генерал Крымов вызван из Румынии в Петроград на начало марта, чтобы возглавить воинские части, которые пойдут за храбрым генералом…

Терещенко самоуверенно прервал Гучкова:

— Очевидно, в предварительном порядке, для подготовки думцев к перевороту генерал Крымов на один-два дня приедет с фронта?.. Этот энергичный человек один стоит целой дивизии. Хотя и известный грубиян и матерщинник…

— Я могу продолжать? — неприязненно рявкнул на молодого конкурента в лидеры толстяк Гучков, его щеки грозно надулись.

— Извольте, Александр Иванович! — поклонился со своего места Терещенко. — Я приношу извинения собратьям за то, что все время вас прерываю…

Гучков поспешил захватить поле сражения.

— Я не сказал еще о том, что гвардия в Петрограде ненадежна для правительства. Оппозиционные гвардейские офицеры собираются для обсуждения текущего момента не только в салоне графини Шереметьевой и в интимных кружках, о чем знает департамент полиции. Нет, господа гвардейские офицеры особенно те, что зачастили в дом нашего уважаемого графа Александра Анатольевича на Сергиевской, — Гучков выразительно посмотрел в сторону графа Орлова-Давыдова, — ведут нашу работу в запасных частях Преображенского и Павловского полков. Они хотят взять на себя роль декабристов и вывести эти полки на Дворцовую площадь для вооруженного давления на власть. Они соединятся здесь с Литовским и Семеновским полками, затем арестуют правительство в Мариинском дворце и отдадут себя в распоряжение Государственной думы. Государь даже у гвардейского офицерства и солдат не пользуется авторитетом "священной особы", каким пользовался раньше. Престиж его власти никогда еще не падал так низко, как теперь, и мы обязаны этим воспользоваться.

— Я должен поведать вам о "морском плане" переворота, — выпалил Гучков, боясь, что его снова перебьет Терещенко. — Его тоже следует принять во внимание. И учесть…

— Что же это за "морские планы"? — снова оживился князь Львов.

— Сейчас, господа, — забыв в возбуждении о традиционном обращении «братья», забасил Гучков. — Я коснусь этой комбинации, которая может оставаться резервной на тот случай, если «сухопутный» вариант провалится. В среде морского офицерства есть определенная организация, которая может способствовать дворцовому перевороту или сама совершить его. Поэтому мы должны держать ее под своим контролем и не давать им воли. Собственно, есть несколько морских кружков, нити от которых тянутся к разным кругам общественности — начиная от великокняжеской среды до кругов думских и земских. Так, один из планов зреет в морском Генеральном штабе, где его пружиной, ключ от которой в нашей ложе, является капитан первого ранга, помощник начальника штаба граф Капнист…

— Это не брат ли члена Государственной думы? — задал вопрос Маклаков.

— Воистину он… — скороговоркой ответил Гучков и принялся излагать далее: — Самое важное, что моряки в Ставке могут опираться на ту часть "гвардейского экипажа", которая направлена туда для несения охраны императора. Последней каплей неудовольствия руководителей этого кружка, переполнившей чашу их терпения, стала история с несостоявшейся кандидатурой их любимого морского министра Григоровича на пост председателя Совета министров.

— Что за история? Почему ничего не знаю? — опять вылез Львов, которого особенно возбудили слова "председатель Совета министров".

— Григорович был вызван в Ставку по инициативе царя. Наш неустойчивый верховный властитель намечал его на этот пост, что сделалось широко известным в Ставке. Моряки обрадовались, думая, что будут иметь столь высокого ходатая по их делам. Но государь не только ничего не сказал Григоровичу о намечавшемся назначении, но задал просто дурацкий вопрос: у вас имеются доклады? Ха, как будто царь сам и не вызывал морского министра для доклада…

Братья с глубоким вниманием слушали сообщение «военного» руководителя ложи. Они хорошо понимали, что в планируемом ими перевороте роль армии будет исключительно велика. Если офицерство останется верным Николаю, то всякая фронда будет раздавлена железным кулаком армии, а в судьбах заговорщиков самым мягким наказанием станет ссылка в Сибирь. Новоявленные "спасители отечества" всерьез планировали использовать «декабристские» настроения определенных слоев офицерства, чтобы армия была на их стороне, а не на стороне Николая. Поэтому сообщение о различных проектах дворцового переворота в гвардейской, военной и морской верхушках вызывало у них уверенность в благоприятном исходе дела.