Честь и долг - [34]

— Спасибо за молодецкую службу!

— Рады стараться, ваше превосходит-ство!

Генерал со своим штабом поскакал вперед, и теперь оттуда доносилось "здра жела" и "рады стараться".

Крылов тронул лошадь и, когда поравнялся с Федором, зло бросил ему:

— Смотри-ка, какой добрый генерал сделался! Перед нами заискивать стал, что не поддались примеру первого полка…

— А вы не думаете, Николай Андреевич, что это только первая ласточка? осмелился спросить Федор.

— С вашими взглядами вам видней! — поддел его капитан. У Федора отпало желание комментировать события. Поручик понял, что его либеральные настроения уже были предметом обсуждения.

Часа через два группа офицеров, в которой был и Федор, немного опередив свой батальон, спешилась на второй линии окопов олайской позиции. Было еще темно, луна по-прежнему бросала свой зыбкий свет на широкую — с версту болотистую равнину, покрытую снегом. На той стороне чернел лес, в котором сидел немец. Эту долину предстояло пересечь атакующим батальонам.

Румянцев и командир четвертого батальона взяли своих ротных и вышли в первую линию, чтобы на месте определить границы участков, занимаемых ротами, высмотреть ориентировочные пункты для атаки.

Стоя в окопе, поручик внимательно разглядывал белесую долину, спускающуюся от высокого берега, где теперь расположился его полк, но так ничего и не смог высмотреть. Очевидно, с таким же результатом проходила и рекогносцировка батальонных командиров. Недолго посовещавшись, офицеры разошлись. Федор нашел солдатскую землянку, в которой были стрелки его взвода. Унтер-офицер держал специально для него место на нарах, покрытых соломой. Федор прилег не раздеваясь и провалился в сон. Проснулся он оттого, что его осторожно трясли за плечо.

— Ваше благородие! — заботливо, словно нянька, говорил унтер. Приказано начать атаку!

Сон еще словно песком присыпал глаза, но сознание уже включилось. Федор вышел из землянки на свежий морозный воздух. Начинался рассвет. Где-то справа грохотала артиллерия. Но здесь было еще тихо. Денщик Прохор с кувшином в руках выскочил вслед за поручиком. Федор поплескал себе на лицо холодную, с ледком, воду. Она его освежила.

До блиндажа, где поместился штаб батальона, было рукой подать. Поручик спустился под железобетонную плиту, лежащую поверх накатов бревен, и очутился в просторном помещении.

Румянцев с перекошенным от злости лицом говорил по телефону. Бросил трубку, не говоря ни слова, и схватился за папиросы.

— Мерзавцы, кретины безмозглые! — дал он выход своему раздражению. Как же можно среди бела дня без артподготовки начинать атаку на открытом месте?! Ведь от наших окопов до немецкой линии целую версту надо идти, а немец сидит наверху, на таком же высоком берегу, и будет палить из пулеметов! Да еще и проволоки черт знает сколько он накрутил перед своими окопами да блиндажей настроил!.. Вот тебе и генеральские комплименты! Наверное, в первом полку нашлись умные люди!..

Обычно сдержанный, подполковник пересыпал каждое слово своего монолога отборной казарменной руганью, адресованной не только генералу, но и повыше. Собравшиеся ротные и взводные с сочувствием слушали своего командира.

Снова раздался зуммер телефона. Румянцев махнул рукой Крылову: "Сними!"

Капитан послушал и доложил:

— Начальник дивизии приказал немедленно начинать наступление!

Орлов простуженно шмыгнул своим крупным носом:

— Вероятно, мы будем производить демонстрацию, а наступать станут соседи справа! — высказал он предположение.

— Демонстрация, демонстрация… — злобно повторил подполковник и покрыл автора этого предположения, а вместе с ним бога, душу, немцев, штабных, генералов, союзников, интендантов и всех тыловых крыс многоэтажным адресом из существительно-глагольно-прилагательных конструкций.

Потом он встал, опоясался ремнем с надетой на него кобурой револьвера, перекрестился и сказал:

— Прости мне, господи, что поведу на бессмысленный убой моих стрелков, аки скот какой!.. Как я им в рожу-то гляну, когда в атаку подниму?!

— Не в первый раз, господин полковник… — отозвался капитан Крылов. Мы можем смотреть им в глаза — ведь с ними идем, а не в блиндажах с генералами остаемся!

17. Петроград, декабрь 1916 года

Холодным английским поклоном Коновалов приветствовал собравшийся штаб буржуазной армии, готовившейся к похищению скипетра и державы у дома Романовых, безраздельно владевших ими триста лет. Господа заговорщики радушными, любезными, очаровательными улыбками встречали своего собрата. За спиной Коновалова явственно вырисовывались капиталы и промышленная мощь первопрестольной Москвы, и с ним следовало считаться. К тому же он был одним из самых деятельных организаторов ложи, никогда не скупился, когда надо было пожертвовать десятки тысяч на благое дело. О его щедрости ходили легенды. Говорили даже, что он дает деньги Горькому на издание газеты "Новая жизнь", отмеченной явным меньшевистским креном.

Коновалов сразу же сделался центром всего собрания. Его ждали. Некрасов тут же предоставил ему слово.

— Меня беспокоят слухи, которые распространяются по Петрограду относительно заговора гвардейских офицеров против Николая Александровича, по-хозяйски без предисловий высказал Коновалов продуманное в автомобиле. Чтобы нас не опередили царь и Протопопов, следует максимально ускорить подготовку к делу. Главную работу надо совершить до пасхи. Александр Иванович, — обратился он к Гучкову, — расскажите, как обстоят дела с военными?