Честь и бесчестье - [38]

Вся окружающая обстановка была весьма необычной, и девушка никак не могла справиться с волнением.

Во-первых, она ехала с герцогом в его собственном черно-желтом фаэтоне, на запятках которого располагался грум, одетый в форменную ливрею Рейвенстоунов. В такое же одеяние, но дополненное белыми париками и черными бархатными остроконечными шляпами, были облачены и четверо верховых, сопровождавших экипаж герцога.

Алистер следовал за ними в своем личном фаэтоне, но его верховые были далеко не столь ослепительны, как у герцога.

Позади обоих вышеупомянутых экипажей ехала легкая дорожная коляска. В ней восседала Нэнни, гордо выпрямившись и неодобрительно поджав губы.

Именно Нэнни чуть было не заставила Шимону отказаться от путешествия.

Когда она так внезапно появилась на пороге гостиной, осуждающим взглядом окидывая сцену, представшую ее взору, герцог поднялся и сказал, обращаясь к Шимоне:

— Мне пора. Надо еще найти Алистера, сообщить ему, что я нашел вас, и приготовиться к завтрашнему отъезду. Я вернусь сегодня немного позднее и расскажу вам, каков наш план.

Стоило герцогу покинуть дом, как на Шимону обрушился град упреков.

Честно говоря, уезжая в Рейвенстоун-Хаус, Шимона в глубине души надеялась, что Нэнни и слыхом не слыхивала о герцоге.

Теперь же она почувствовала всю неоправданность своих надежд. Как только герцог вышел за порог и Нэнни начала свой гневный монолог, Шимона с первых же слов поняла, что кухарка не только слышала имя Рейвенстоуна, но и немало знала о нем.

— Что понадобилось здесь этому развратнику? — гневно вопросила Нэнни. — Будь жив ваш батюшка, этот молодчик не посмел бы переступить ваш порог!

— Это герцог Рейвенстоунский, Нэнни, — примирительно начала Шимона.

— Мне отлично известно, кто он такой! — отрезала Нэнни. — Его грум сообщил мне, чей фаэтон стоит у наших дверей… Никогда больше не смейте с ним разговаривать! Вы слышите меня, мисс Шимона? И вообще вам не следует иметь с ним никакого дела!..

— К сожалению, это невозможно, Нэнни.

— Невозможно? Это еще почему? — изумилась кухарка.

Нехотя, тщательно выбирая слова, Шимона поведала всю историю: как герцог заплатил ей пятьсот гиней за то, что она сыграла роль жены его племянника, и внес еще столько же на имя Красавца Бардсли в банк «Куттс».

— Немедленно отошлите их назад! — потребовала Нэнни. — Это грязные деньги! Ни один порядочный человек к ним не прикоснется…

— Но тогда нам придется голодать, — возразила Шимона. — Это, по-твоему, будет порядочно?

— Нельзя тронуть деготь и не запачкаться, — наставительно заметила Нэнни. — Да я не возьму в рот ни крошки, если буду знать, что за еду заплачено деньгами этого герцога! Он опозорил свое имя и свое семейство!..

Так как Шимона ничего на это не сказала, кухарка взволнованно продолжала:

— Я частенько слышала, как ваш отец говорил, что этот герцог известен среди актеров под именем Его Бесчестье. Да он и в самом деле таков! Да с таким человеком не то что разговаривать — стоять рядом противно!..

— Слишком поздно что-либо менять, — устало произнесла Шимона. — Я все знаю, Нэнни, и тем не менее помогу ему.

— Только через мой труп! — твердо сказала Нэнни.

— Но его сиятельство всегда вел себя со мной чрезвычайно учтиво и вежливо.

— А вы забыли, что он говорил вам, когда я вошла в дом? — гневно спросила Нэнни. — Да ни один уважающий себя джентльмен не позволил бы себе так разговаривать с молодой леди, когда она дома одна! И с кем — с девушкой, которая понятия не имеет о порочности мужчин, все равно что новорожденный котенок!

Нэнни находила все новые обвинения против герцога и в конце концов сказала:

— В общем, так — вы не поедете с ним в Лестершир! Это мое последнее слово. Вместо этого вы отправитесь к бабушке с дедушкой.

— К бабушке и дедушке? — изумленно переспросила Шимона.

— Я все обдумала, — начала Нэнни, — и решила, что самое лучшее для вас — это уехать к родственникам.

— Чьих родителей ты имеешь в виду — маминых или папиных?

— Каноника Бардсли, сдается мне, уже нет в живых, — задумчиво произнесла кухарка. — А вот отец вашей матушки, сэр Гарвей Уинслоу, по крайней мере два года тому назад был еще жив. Я как-то видела его имя в газетах.

— Но ведь он сказал, что не хочет знать маму с тех пор, как она убежала с папой. Она мне сама это говорила…

— То, что сгоряча сказано, скоро забывается, — возразила Нэнни. — А уж миледи, ваша бабушка, всегда любила свою дочь, думаю, и вас она полюбит. Если только годы не изменили ее светлость!..

— Но ведь они отказались от мамы и вряд ли захотят со мной познакомиться.

— Да они небось и знать не знают о вашем существовании! Ну а когда узнают, провалиться мне на этом месте, если не захотят познакомиться с внучкой!

— И не уговаривай меня, Нэнни! Я не собираюсь на коленях вымаливать у них прощение…

— Я сама им сообщу, — парировала кухарка, — и вы не сможете меня остановить. Я, уверяю вас, поступаю правильно. И ни к чему вам знаться с этим дурным человеком, а тем более участвовать в его сомнительных затеях!..

— Да что такого сделал герцог, что ты так пылаешь гневом против него? — удивилась Шимона.

— За долгие годы я много чего о нем наслушалась, — ответила Нэнни. — Помнится, ваш батюшка частенько ругал его, а однажды рассказал вашей матушке и мне, как подло обошелся этот герцог с бедняжкой мисс Минни Грэхем.