Честь дороже славы - [85]
– Ну, и горазд ты на голос, Рыжий. Иде в тебе столь воздуха помещается?
– Как иде? – откликнулся Фирс, сделав удивленную гримасу. – Научил, братцы, один малоросс. Бандурист. Ты, гутарит, дюжей вдыхай и задержку на пупке делай. Стал быть, запас воздуха пропущай в самое нутро, то бишь в желудок и косу[33]. Зараз мы не дневали, с утра маковой росинки во рту не было. Нутро порожнее.
– Знамо дело. На язык ты мастер, – подхватил Арженов Петр, урядник. – А мне дюже по духу песни страдательные, про любовь-разлуку. Вот возвернемся на Дон, к бабочкам своим, заиграем…
– Да скореича бы, сутерпу нету… – вздохнул Бузликин, получивший после разговора с Суворовым прозвище Заячий Малахай. – Как ни ночь, так курень снится.
– По дням исчисляя, на замену нам должон был полк из Черкасска уже выйтить, – рассудил урядник. – Завсегда с конца апреля вызывают с чужбины казаков «на льготу». Господин сотник, не слыхать про это?
– Ордер поступил. Днями сменят нас, – отозвался Леонтий, оглядывая ближнюю степь со склона довольно затяжного увала. – Мирон и ты, Лихолетов! Спуститесь обратно, прикройте тыл обоза. Грибатов, Калеев и Лукин – вперед, в дозор! Быть начеку!
И на самом деле обоз из семи телег далеко отстал. Подъемные лошади, запряженные парами, за долгий день выбились из сил. Зарей тронулись в дорогу, а уже солнце клонилось к закату. Начальник обоза, провиантмейстер Демидов, ехал также верхом, но предпочитал держаться от охраны в стороне, выказывая свое старшинство. Пора было делать дневку, чтобы после отдыха успеть добраться до Алексеевского редута и там заночевать. Леонтий высматривал подходящее место. Его ординарец, Василь Мещеряков, указал рукояткой плетки на ручей, отблескивающий невдалеке от шляха.
– Кажись, от родника бежит. И деревья рядом. В аккурат коней напоить.
Леонтий тронул, разогнал Айдана. Не отставал и ординарец. Саженях в двадцати они увидели на прибрежной луговине серые округлые папахи, странно двигающиеся, точно живые. Приблизившись, уловили слухом неумолчное надсадное шипение и поняли, что это были клубки парующихся гадюк. Даже издали омерзительно было наблюдать, как в узлы вязались десятки змей, шевелясь, сплетались в судорожные кольца, скользили по траве, тускло блестя серой узорчатой чешуей, точно ножны у хищников.
– Фу ты, гадость! – не сдержал своей брезгливости Василь. – Али рубануть их на скаку?
– Нехай, – отмахнулся Леонтий. – Создал Господь всякой твари по паре. Вон, гляди, журавли на болотце. И бабич-птицы[34]. Подберут!
– А за ними – конник! – вдруг вскрикнул ординарец. – Черкес, ваше благородие. И он нас заметил, вон как поскакал!
Леонтий пристально следил за удаляющейся фигурой разведчика. Сердце кольнуло недоброе предчувствие.
Вскоре нашлось удобное становище возле озерка из полой воды. Она была настолько прозрачной и тихой, что точь-в-точь отражала небо. Леонтий, наскоро перекусив хлебной лепешкой и куском вяленой баранины, прилег на разостланную бурку. Долила дремота, он с трудом размыкал глаза, следя за казаками, обозниками и лошадьми, пьющими то ли водицу, то ли небесную синеву…
– Почиваете? – услышал Леонтий рядом скрипучий голос и понял, что обращаются к нему. Он повернул голову и встал перед подошедшим к нему высоким и тощим провиантмейстером в застегнутом на все пуговицы драгунском мундире.
– Прапорщик Усков, – представился тот важным голосом. – А вас я знаю. Сотник Ремезов, не так ли?
– Так точно.
– Господин сотник, полагаю, вам известно, что варвары возбудились и на кубанской сторонке, и у нас. Полковник Шульц получил от полковника Фабрициана письмо весьма тревожное. У Мариинской крепости хищники выследили и угнали лошадей. А Бешпагирский редут, под носом у нашей Ставропольской крепости, осаждал крымчак Апакай-мурза со своей шайкой и тоже умыкнул табун. Черти эти кружат поблизости! Извольте, господин Ремезов, построже следить за конвоем. Не песни надо петь, а ворогов стеречь!
– Премного стараемся. Готовы отразить неприятеля, – сухо и отрывисто возразил Леонтий.
Усков огляделся по сторонам и, вероятно, несколько успокоившись, предложил:
– Хотите закурить? Я купил табаку у Иоганна Бефорта. Этот предприимчивый немец, узнав об ордере Потемкина о хлебопашестве, виноградарстве и разведении табака, в прошлом году посадил сие растение подле крепости, вырастил, а теперь открыл лавчонку, получил разрешение коменданта и торгует за милую душу… Жарко. Третью неделю ни дождичка. А пора уж! В самый раз для пшенички…
Сотник слушал внимательно и молчаливо. Усков подержал деревянную табакерку в руках и, не обретя себе напарника, снова убрал ее в глубокий карман штанов.
– Развозим муку по крепостям. Третьего дня отпустили в строящуюся Донскую, а теперь вот в другой конец линии правимся. Туговато с провиантом в этом году. Слава богу, хоперцы отсеялись пшеницей и рожью. Пошлет бог дождя – соберут урожай. Э-хэ-хэ… Я, собственно говоря, хочу обратиться к вам с предложением, – снова официальной интонацией заговорил прапорщик. – Учитывая близость варваров, не соблаговолите ли исключить остановку в малозащищенном Алексеевском редуте, а проследовать напрямую в крепость? Я настаиваю на этом небезосновательно. В противном случае, ежели пятьсот пудов муки достанутся горцам, ответственность за это понесете вы, господин сотник. И потом… Глупо подвергать свою жизнь столь очевидной угрозе!
1774 год. Русские войска успешно добивают остатки турецкой армии на Балканах. Долгожданный мир не за горами. Но турецкий султан все еще не оставляет попыток переломить ход кампании в свою пользу и посылает верного вассала – крымского хана – в гибельный поход на Ставрополье. Регулярных частей в краю немного, но на защиту родной земли поднимаются терские казаки и насельники от мала до велика. В сражении на речке Калалы и при обороне Наур-городка казаки вместе с терцами наголову разбили десятикратно превосходящие силы крымцев… Читайте об этих захватывающих событиях в новом историко-приключенческом романе известного ставропольского писателя Владимира Бутенко!
1775 год. Екатерина Великая только что победоносно завершила войну с Портой и усмирила бунт Емельяна Пугачева. Но в Запорожской Сечи зреет новый мятеж, который готовит кошевой атаман со своими турецкими и крымскими союзниками. Неспокойно и в Европе: обострились отношения между Францией и Англией с началом борьбы Соединенных Штатов за независимость. Особая миссия выпала на долю русского агента Александра Зодича, действующего в Париже и других странах под именем барона де Вердена. Его отвага и рассудительность помогли спасти жизнь русскому полководцу графу Орлову-Чесменскому, бескровно решить вопрос о роспуске запорожских козаков и усилить позиции родной державы в Крымском ханстве и в Польше.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.
Княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1744–1810) — русский литературный деятель, директор Петербургской АН (1783–1796), принадлежит к числу выдающихся личностей России второй половины XVIII в. Активно участвовала в государственном перевороте 1762 г., приведшем на престол Екатерину II, однако влияние ее в придворных кругах не было прочным. С 1769 г. Дашкова более 10 лет провела за границей, где встречалась с видными политическими деятелями, писателями и учеными — А. Смитом, Вольтером, Д. Дидро и др. По возвращении в Россию в 1783 г.
Павел Петрович Свиньин (1788–1839) был одним из самых разносторонних представителей своего времени: писатель, историк, художник, редактор и издатель журнала «Отечественные записки». Находясь на дипломатической работе, он побывал во многих странах мира, немало поездил и по России. Свиньин избрал уникальную роль художника-писателя: местности, где он путешествовал, описывал не только пером, но и зарисовывал, называя свои поездки «живописными путешествиями». Этнографические очерки Свиньина вышли после его смерти, под заглавием «Картины России и быт разноплеменных ее народов».
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Поздней осенью 1263 года князь Александр возвращается из поездки в Орду. На полпути к дому он чувствует странное недомогание, которое понемногу растёт. Александр начинает понимать, что, возможно, отравлен. Двое его верных друзей – старший дружинник Сава и крещённый в православную веру немецкий рыцарь Эрих – решают немедленно ехать в ставку ордынского хана Менгу-Тимура, чтобы выяснить, чем могли отравить Александра и есть ли противоядие.