Честь дороже славы - [82]
11 апреля. Ночуем на лесной поляне, недалеко от горного перевала. Еще светло, но солнце уже за острыми заснеженными вершинами и становится холодно. Хотя одет я по-зимнему, прошлую ночь так замерз, что ни на минуту не сомкнул глаз. Днем было солнечно, хорошо. Ко мне в попутчики напросился, сбежав от капитана-хозяина, Милан. Серб подружился с Пьером в плаванье, хотя общались и общаются они пока жестами. Этот христианин, рискуя жизнью, во что бы то ни стало решил пробраться к русским, дабы сражаться вместе с ними супротив османов. Разумеется, отговаривать оного мужественного единоверца я не стал…
Чем выше поднимаемся мы в горы, тем становится тяжелей передвигать ноги. Не хватает воздуха. Два вьючных ослика то и дело останавливаются, выбиваясь из сил. Мой слуга проклинает горный климат и погоду, меняющуюся почти ежечасно. То солнышко, то будто бы из-под скал с ветром выплывают тучи, и опускается промозглый туман. А между тем красота здесь сравнима только с панорамой Альп. С заоблачных высот открывается вид Кавказского хребта, величественных скалистых гор. Дух захватывает, когда дорожка прижимается к самой пропасти. Туда, в сумрачную бездну, лучше не смотреть! Завораживает и манит к себе, как ведьма. Мой бургундец, человек равнинный, дрожит от страха, но нарочито держит нос кверху. У французов это в характере – свое малодушие прятать за внешней бравадой.
Оба проводника держатся уверенно и насмешливо. Сторонясь при первой возможности, они постоянно о чем-то шушукаются. Вероятно, ломают голову, как выгодней продать нас, когда окажемся в окружении горцев. Глупцы не знают, что у меня подорожный билет самого Абдул-Резака, турецкого рейс-эфенди. Я запасся им благодаря французскому посланнику. Допускаю, что и защита турецкого правительства не остановит кровожадного абрека. Рассуждать в данном положении бессмысленно. Много раз судьба искушала меня, всё в руках Божьих. Но, по уверениям проводников, у горцев почитается за тяжкий проступок нападение на путешественников или просто путников.
Зябнут руки, мой карандаш затупился, и писать уже темно.
15 апреля. Провидение нас дважды спасло на этом безымянном кавказском перевале! Ничто не предвещало опасности, когда мы, делая короткие переходы и длинные остановки, достигли вершины, пересекли длинный отверделый снежник, спустились саженей на триста и вышли на петлистую тропу, проторенную среди скал. От мысли, что подъем завершен, завершен из последних сил – он теперь позади, – дух вновь обрел бодрость. Мы оживленно разболтались с Пьером. И в этот момент, с нарастающим тяжелым шумом, разбрасывая по сторонам колкую пыль, мимо нас с бешеной скоростью пронеслась снежная лавина. По мере движения вниз она захватывала все больше снежной массы, голыши и валуны, превращаясь в один убийственный поток, всё сметающий на своем пути. Раскатистый грохот далеко отдался эхом в горах! Несколько минут мы как вкопанные простояли на месте. Такое никогда не забывается. Первым Яха пал на колени, уткнул лоб в камень и стал молитвенно бормотать. То же самое сделал и Милан. Когда мы продолжили путь, оба они, пренебрежительно поглядывая друг на друга, стали убеждать меня, что только молитвам, сотворенным ими в пути, мы обязаны чудесному избавлению от гибели. Каждый утверждал, что это был перст Божий! Слушать их наивные речи было забавно. Разве можно установить, чей бог смилостивился? Вполне возможно, что оба, Аллах и Христос, помогли избежать гибели.
А второй раз, уже в конце спуска, нас остановила бурная река. Невольно припомнились мне слова одного из сухумских торговцев, что не самую удачную пору выбрали мы для путешествия. Действительно, на высокогорье еще держалась зима, ниже по склону было сыро и скользко, а на дне долины, где цвели кизил и алыча, оделись листвой ясени и клены, самозабвенно пели пичуги, в бешеном разливе клокотали реки, затопив берега и унося вдаль мутные талые воды.
Между Яхой и Паннусом возникло препирательство из-за того, где лучше переправляться. Один указывал на дальнюю скалу, синеющую мраморной породой, а другой настаивал, что нужно идти в противоположную сторону. Там, где расступаются буки, самое широкое место и, стало быть, глубина – наименьшая. Этот довод показался мне весомей. Я доверился армянину. Однако при виде разыгравшейся стихии, кипящих тут и там водных бурунов, подбрасывающих бревна, точно спички, спорить с рекой ни у кого из нас не возникло желания. Турок с гордым видом повел нас по склону вверх, к указанной ранее скале. Но и там место для переправы мне не понравилось. Поднялись еще выше и, к удивлению, увидели над сузившимся руслом подвесной мостик. Дощечки, закрепленные просмоленной пенькой, поперек покоились на канатах. На это малонадежное сооружение, вероятно, давно не ступала нога человека. Яха привязал один конец длинной веревки к своему кожаному поясу, а другой доверил держать сербу и мне. Едва турок сделал несколько шагов, как мостик закачался, дощечки заскрипели. Но проводник продвигался вперед, и удача не отвернулась от него. Храбрец отвязал веревку и крикнул, чтобы Пьер и Милан перевели в поводу осликов. Мой слуга наотрез отказался. Пока я пытался пристыдить труса, хитроумный Паннус воспользовался замешательством и взошел на мостик, на согнутых ногах, семеня, благополучно преодолел его. Пример торговца воодушевил Милана, и тот сумел перегнать ишака через мост. Правда, на середине опасного пути испуганное животное едва не оступилось. Настал черед Пьера. Мужество у женского обольстителя подошло к концу. Он трясся и причитал, как бесноватый. Я успокаивал его, укорял, что не подобает французу так низко вести себя на глазах у иноземцев. Бледнолицый Пьер в три кольца обвязался вокруг пояса веревкой и, помолившись, подошел к краю деревянного настила, точно к эшафоту. День клонился к закату. И преступно было медлить, выжидать. К общему изумлению, Пьер встал на четвереньки и таким образом, по-собачьи, довольно быстро миновал сей отрезок земного ада. Свободный конец веревки перебросили мне с противоположного берега. Первым делом привязал ее к уздечке ослика. И когда мои спутники общими усилиями перетащили упрямца на противоположный берег, я без всякой страховки перебрался к ним. И тотчас из-за деревьев и валунов грянуло три выстрела, направленных в нашу сторону! Пули по-осиному прожужжали мимо. Дюжина горцев, в теплых шерстяных кафтанах и бараньих шапках, мгновенно окружила нас. У всех в руках были кинжалы…
1774 год. Русские войска успешно добивают остатки турецкой армии на Балканах. Долгожданный мир не за горами. Но турецкий султан все еще не оставляет попыток переломить ход кампании в свою пользу и посылает верного вассала – крымского хана – в гибельный поход на Ставрополье. Регулярных частей в краю немного, но на защиту родной земли поднимаются терские казаки и насельники от мала до велика. В сражении на речке Калалы и при обороне Наур-городка казаки вместе с терцами наголову разбили десятикратно превосходящие силы крымцев… Читайте об этих захватывающих событиях в новом историко-приключенческом романе известного ставропольского писателя Владимира Бутенко!
1775 год. Екатерина Великая только что победоносно завершила войну с Портой и усмирила бунт Емельяна Пугачева. Но в Запорожской Сечи зреет новый мятеж, который готовит кошевой атаман со своими турецкими и крымскими союзниками. Неспокойно и в Европе: обострились отношения между Францией и Англией с началом борьбы Соединенных Штатов за независимость. Особая миссия выпала на долю русского агента Александра Зодича, действующего в Париже и других странах под именем барона де Вердена. Его отвага и рассудительность помогли спасти жизнь русскому полководцу графу Орлову-Чесменскому, бескровно решить вопрос о роспуске запорожских козаков и усилить позиции родной державы в Крымском ханстве и в Польше.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.
Княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1744–1810) — русский литературный деятель, директор Петербургской АН (1783–1796), принадлежит к числу выдающихся личностей России второй половины XVIII в. Активно участвовала в государственном перевороте 1762 г., приведшем на престол Екатерину II, однако влияние ее в придворных кругах не было прочным. С 1769 г. Дашкова более 10 лет провела за границей, где встречалась с видными политическими деятелями, писателями и учеными — А. Смитом, Вольтером, Д. Дидро и др. По возвращении в Россию в 1783 г.
Павел Петрович Свиньин (1788–1839) был одним из самых разносторонних представителей своего времени: писатель, историк, художник, редактор и издатель журнала «Отечественные записки». Находясь на дипломатической работе, он побывал во многих странах мира, немало поездил и по России. Свиньин избрал уникальную роль художника-писателя: местности, где он путешествовал, описывал не только пером, но и зарисовывал, называя свои поездки «живописными путешествиями». Этнографические очерки Свиньина вышли после его смерти, под заглавием «Картины России и быт разноплеменных ее народов».
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Поздней осенью 1263 года князь Александр возвращается из поездки в Орду. На полпути к дому он чувствует странное недомогание, которое понемногу растёт. Александр начинает понимать, что, возможно, отравлен. Двое его верных друзей – старший дружинник Сава и крещённый в православную веру немецкий рыцарь Эрих – решают немедленно ехать в ставку ордынского хана Менгу-Тимура, чтобы выяснить, чем могли отравить Александра и есть ли противоядие.