Чеснок и сапфиры - [7]

Шрифт
Интервал


Несколько дней я подпрыгивала от каждого телефонного звонка. Боялась, что Уоррен предложит мне работу. Боялась, что Уоррен не предложит мне работу. Я сама не понимала, чего хотела Надеялась, что он вообще не позвонит.

Тем временем я снова влюбилась в Лос-Анджелес и страшилась вернуться в сырое лето и неустойчивую зиму. Я думала о друзьях, по которым буду скучать, о своей чудесной кухне, об удобстве жизни в автомобиле. Я оглядывала свой кабинет и вспоминала унылый интерьер редакции «Нью-Йорк таймс», землистые лица тамошних сотрудников. А потом вспомнила о первом своем приезде в Лос-Анджелес, о том, как читатели оплакивали потерю прежнего критика, Лоис Дон. Неужели мне придется снова через все это пройти?

А потом зазвонил телефон. Сердце страшно забилось, руки затряслись. Я услышала голос в трубке:

— Это Уоррен. Нам бы хотелось, чтобы вы стали нашим главным ресторанным критиком, — сказал он. — Прошу вас, соглашайтесь. Других кандидатов у нас нет. Если вы откажетесь, просто не знаю, что мы будем делать.

— Ну конечно, — ничуть не удивился Майкл, когда я пересказала ему этот разговор. — Си-би-эс уже подготовил для меня место в нью-йоркском бюро. Когда ты сказала, что Брайан Миллер выходит в отставку, я пошел к своему боссу и сказал ему, что мы переезжаем в Нью-Йорк.

Нью-йоркский чизкейк

Моя книга содержит рецепты: хочется, чтобы вы ощутили вкус того, о чем я пишу. А что за вкус у Нью-Йорка? Большинство скажет — вкус чизкейка.

Это блюдо имеется в репертуаре каждого повара, возможно, потому, что приготовить его не стоит особого труда. И быстро и легко. Самая скромная трапеза превращается с ним в праздничное застолье.

Это блюдо — абсолютная классика. Я оттачиваю рецептуру с тех пор, как в школьном возрасте впервые увидела чизкейк в журнале. В журнале его назвали нью-йоркским чизкейком от ресторана «У Линди», но мой вариант не похож на то, что подавали в ресторане. У ресторанного пирога имелась корка, покрытая ужасной липкой вишневой глазурью. Мой чизкейк не липнет, да и приготовить его гораздо легче.

Вам понадобятся:

1,5 стакана крекерной крошки грубого помола (около 170 г);

1 стакан сахарного песка;

0,5 стакана распущенного несоленого сливочного масла; 700 г сливочного сыра, комнатной температуры;

4 яйца;

ваниль по вкусу;

натертая цедра одного лимона;

2 стакана сметаны.

Нагрейте духовку до 180ºС.

Смешайте крекерную крошку с четвертью объема сахара и распущенным маслом и выложите этой смесью дно и внутренние боковые поверхности цилиндрической формы даметром 20–25 см. Поставьте форму в холодное место и займитесь начинкой.

Соедините сливочный сыр с половиной стакана сахарного песка, яйцами, ванилью и лимонной цедрой. Взбивайте, пока смесь не станет однородной. Влейте ее в охлажденную форму и выпекайте в духовке от 50 минут до часа, пока сыр не затвердеет и не зарумянится. Выньте чизкейк (духовку не отключайте), охлаждайте пирог на решетке примерно 15 минут.

Смешайте сметану с оставшейся четвертью сахара, ванилью и нанесите эту смесь на охлажденный пирог. Снова поставьте в духовку на 12 минут, пока поверхность чизкейка не станет твердой и блестящей.

Полностью остудите и поставьте в холодильник, по меньшей мере на 8 часов.

Молли

Газета «Лос-Анджелес таймс» пользовалась репутацией «бархатного гроба»: уж очень удобно там было работать. Когда я сказала редактору, что ухожу, он не стал предавать меня анафеме.

— Мы будем держать для вас дверь открытой, — сказал тогдашний редактор Шелби Коффи. — Если в Нью-Йорке ничего не выйдет, вы всегда сможете вернуться.

От такого благородства мне стало только хуже. Снова задумалась, уж не сделала ли я ошибку, согласившись работать в газете, коллектив которой называли террариумом. В таком месте надо было держать ухо востро. Одного дня, проведенного в редакции «Нью-Йорк таймс», хватило мне, чтобы понять: теплым это место не назовешь. А тут еще и таблоиды очень скоро затеяли возню вокруг меня в поисках сплетен.

Когда девять лет назад я приехала в «Лос-Анджелес таймс», на меня посыпались письма возмущенных читателей. Они требовали: «Верните Лоис Дон!» и называли меня выскочкой с севера. Теперь нью-йоркская желтая пресса разыгрывала калифорнийскую карту, и неважно, сколько раз говорила я репортерам, что родилась в Нью-Йорке, они настойчиво называли меня «критиком из Калифорнии», подразумевая под этим, что я не способна оценить ничего, кроме салатов. Они даже писали о моих кулинарных предпочтениях: «Ей нравится неукрашенная пища», — заявляли они, и мне слышался коллективный стон. Словно с моим приходом всех их вынудят отказаться от соусов.

И все же до судьбоносного авиаперелета я и не представляла, как тщательно собирали обо мне информацию рестораны. Меня шокировала их осведомленность. Они так много знали! В самолете я видела, что Джеки то и дело вглядывается в мое лицо, похоже, заносила в память каждую подробность. Я поняла, что это легко поправить: если все рестораны Нью-Йорка знали, как я выгляжу, то мне нужно стать похожей на кого-то другого. Я даже знала человека, который мне в этом поможет. Как только самолет приземлился в Нью-Йорке, я пошла в телефонную будку и набрала номер Клаудии Бэнкс.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.