Червонное золото - [65]
Под галереей со статуями, где на лесах, закрепленных за боковые шпили, работали бригадиры каменщиков, открывалась другая галерея, с нишами поменьше. Пятьдесят шесть ниш располагались вокруг круглого застекленного окна-розетки, и в каждой из них стояло изображение одного из библейских царей. Они насмешливо глядели вниз, где во дворе копошились, как тараканы, маленькие человечки. Герцог Пармский щурился, чтобы разглядеть головы одну за другой, словно в их насмешливых гримасах надеялся отыскать ответы на свои вопросы. От старания лицо его превратилось в страдальчески сморщенную маску, на которой каждая складка отмечала совершенное некогда преступление.
Тела графа ди Спелло, его друга и слуги, погибшего на посту, в нишах, конечно, не нашли, да и не могли найти. Пьерлуиджи в отчаянии обшаривал глазами более крупные ниши, где изваянные два столетия назад статуи пророков, держа в руках каменные свитки, вглядывались в пространство за холмами вокруг Орвьето, безразличные к его гневу. Тело там могло бы поместиться, но затащить его туда было невозможно, потому что леса крепились гораздо ниже. Каменные пророки сквозь годы, точнее, сквозь века равнодушно глядели вниз на сына Папы и его обозленных гвардейцев.
Пьерлуиджи даже не знал, кто были эти бородачи, которых он так пристально разглядывал гноящимися глазами. Он искал другого человека, точнее, его обезглавленное тело, но вскоре покинул опустевшую монастырскую площадь, с которой обитатели городка давно поспешили уйти как можно скорее. Теперь они наблюдали за поисками, кто спрятавшись за маленькими запертыми окнами, кто с колокольни Сан Франческо, кто с башни Маурицио, куда забрались самые отважные, чтобы не пропустить такого потрясающего события.
Туман спустился в долину, отрезав от мира Орвьето вместе с собором, и город стал похож на плывущий по небу корабль. От этого маленькая площадь, на которую выехали дон Диего, Федерико и отряд из десяти человек, стала выглядеть еще тревожнее. Дон Диего продолжал путь в Германию и разыскивал Пьерлуиджи, чтобы попрощаться. Об убийстве он уже знал. Он спешился и подошел к плохо стоящему на ногах герцогу. Полные злобы слова хлестнули дона Диего, как плетью:
— Это вы, я знаю, что это вы! Сначала Орацио, потом граф, а теперь остался я, правда? Отчего же вы не сделаете свое дело прямо здесь, при всех, ведь ваш император будет доволен!
Крик отнял у Пьерлуиджи последние силы, и подбежавшие слуги вовремя подхватили его, иначе он наверняка упал бы на землю. Федерико быстро спрыгнул с лошади, держа в руке обнаженный кинжал.
Дон Диего, не глядя, угадал его движение и предостерегающе поднял руку, остановив этим жестом и людей Пьерлуиджи, которые с угрозой двинулись навстречу. Другой рукой он пригладил черную бороду, обрамлявшую лицо, и вплотную подошел к Пьерлуиджи.
— Червь, ты всего лишь червь, ты гаже самого последнего подонка. Я не раздавлю тебя только потому, что не хочу лишать мир зрелища твоей агонии. Ты ведь уже мертвец, Пьерлуиджи.
Дон Диего вскочил на коня и, не оборачиваясь, помчался к спуску Сферракавалло, оставив Пьерлуиджи, как черное насекомое, бесцельно размахивать шпагой на белой монастырской площади, запачканной кровью.
Мастер Лоренцо, каменщик с мозолистыми руками, трясясь от страха, подсказал стражникам, что надо искать в неисследованной части собора, в апсиде, под которой находилась площадка для резчиков по камню, скульпторов и каменщиков.
Теперь на площадке, как в пещере Полифема, было полно всякого добра, но отсутствовали люди, потому что герцог приказал никого не впускать, полагая, что убийца может все еще находиться в соборе.
Один из стражников пошел между тачек, мраморных блоков и больших плетеных коробов, полных сверкающих золотом кусочков мозаики. На одной из белых оштукатуренных стен висели самые тонкие инструменты для обработки камня, и среди них пила с деревянной ручкой и стальным полотном с маленькими, остро заточенными зубьями. Пила выпачкала стену красным, а внизу дорожка из темных капель вела к двери в коридор. Здесь собор соединялся с епископским дворцом, где обитал Пьерлуиджи и где накануне происходил прием.
Стражник никого не позвал, чтобы ни с кем не делить славу от находки. Он вытащил из ножен кинжал и двинулся по коридору, где вдоль стен были расставлены законченные статуи, уже готовые к установке на фасад. В руке у последней статуи, той, что находилась ближе всех к епископскому дворцу, в неверном свете, струящемся из маленького окошка, сверкал высоко поднятый бронзовый меч. Сидящая статуя изображала аллегорию правосудия, и тяжелая складка мраморной одежды спадала между ее широко расставленных колен. В этой складке покоилось бледное, как мрамор, человеческое тело. Одна рука свешивалась, почти касаясь земли. Стражника поначалу не смутила эта необычная «пьетá»[32], и, только подойдя ближе, он заметил, что голова, которая должна бы лежать на одном из колен, отсутствует.
Вот тут солдат заорал. Прибежавшие стражники молча застыли при виде кощунственной композиции, низведшей графа ди Спелло до уровня жертвенного животного. А с приходом Пьерлуиджи солдат вдруг обнаружил, что упустил редкостную возможность. На руке, что свешивалась до земли, блестело массивное золотое кольцо с епископской печаткой. Стражник мог бы его стянуть и заработать сразу больше чем за десять лет, как, ясное дело, и поступил граф с тем бедным епископом, кому принадлежал перстень. Но было слишком поздно. Пьерлуиджи, глядя на кольцо, исходил пеной от злости.
