Червь Уроборос - [147]

Всю ночь король просидел в своих покоях, совещаясь со своими военачальниками и отдавая всевозможные распоряжения к завтрашнему дню. Всю ночь он ни на миг не смыкал глаз, но остальных по очереди отправлял спать, дабы они были бодры и готовы к битве. Ибо план их был таков: вывести всю свою армию на левый берег перед подъемным мостом и там на рассвете вступить в бой с Демонами. Ибо, если они останутся внутри и позволят Демонам отсечь юного Хеминга от моста, то он пропал, а если сторожка у моста и сам мост падет, то Демоны смогут без труда перевезти на правый берег любое войско, какое пожелают, и плотно обложить засевших в Карсё. Атаки по правому берегу они не опасались, зная, что могут потешаться над теми из-за стен, ибо стены там были неприступны. Но если бой произойдет перед мостом, как они задумывали, и Хеминг присоединится к битве с востока, то можно было надеяться, что они смогут сломать боевые порядки Демонов, давя на их центр с запада, в то время как Хеминг ударит им в другой фланг. После чего те должны обратиться в бегство и панику, и не сумеют добраться до своих кораблей, но станут добычей Витчей в болотах перед Карсё.

Когда настал последний холодный час перед рассветом, военачальники получили от короля свои последние приказы перед тем, как вывести свои войска. Кориний вышел из королевских покоев первым, чуть ранее остальных. В продуваемом сквозняками коридоре светильники качались и коптили, давая неверный и колеблющийся свет. Кориний заметил стоявшую на верхней площадке лестницы леди Шриву, то ли ожидавшую своего отца, чтобы попрощаться с ним, то ли стоявшую там просто из праздного любопытства. Как бы там ни было, нимало не заботясь о причинах ее присутствия, он, стремительно надвигаясь на нее, загнал ее в альков, где едва хватало света, чтобы различить бледное мерцание ее шелкового платья, вьющиеся локоны свободно заколотых темных волос и сверкание темных глаз.

— Моя хитроумная лгунья, неужто я поймал тебя? Нет, не сопротивляйся. Твое дыхание пахнет корицей. Поцелуй меня, Шрива.

— Не буду! — воскликнула она, пытаясь вырваться. — Негодяй, как ты смеешь? — но, видя, что борьбой она ничего не добьется, произнесла тихим голосом: — Что ж, если к вечеру ты вернешь себе Демонланд, сможем побеседовать.

— Послушайте-ка эту беспутную изменщицу, — сказал он. — Лишь прошлой ночью выказывала мне грубость и неучтивость, а теперь красиво со мной говорит — и какого же дьявола? Не потому ли, что ей кажется, будто я не вернусь после сегодняшнего сражения? Но я вернусь, госпожа поцелуй-и-убирайся, да, клянусь Богами, и плату свою я заполучу.

Его губы страстно впились в ее губы, его сильные и жадные руки мягко обхватили ее против ее воли, пока она с тихим сдавленным вскриком не обняла его, прижимаясь своим нежным телом к броне, в которую он был закован. Между поцелуями она прошептала:

— Да, да, сегодня.

Разумеется, он проклинал злую судьбу за то, что она не послала ему эту встречу получасом ранее.

Когда он ушел, Шрива осталась в тени алькова, чтобы привести в порядок свою прическу и одежды после этих жарких ухаживаний. Из темноты ей удобно было наблюдать за уходом Презмиры и ее супруга, когда они прошли по этому продуваемому сквозняками коридору и остановились на верхней площадке лестницы.

Рука Презмиры была в его руке.

— Я знаю, где у Дьявола хвост, госпожа моя, — сказал Корунд. — И я узнаю предателя, когда увижу его.

— Разве следование моему совету когда-либо приносило тебе зло, господин мой? — сказала Презмира. — Или разве я когда-либо отказывала тебе в чем-нибудь, о чем ты меня просил? Уже семь лет прошло с тех пор, как я отдала тебе свою девичью честь, а ко мне сватались двадцать королей, но всем им я предпочла тебя, ибо соколу негоже водиться с попугаями, также как и орлице — с лебедями и дрофами. И ты мне в этом откажешь?

Она повернулась, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Зрачки ее огромных глаз расширились в неверном свете светильников, чьи бледные огни тонули в этих бездонных омутах тайны и тьмы. Богатые и пышные украшения ее короны и пояса казались лишь жалкой оправой той несравненной красоте, что ей принадлежала: ее лицу, в каждой черте которого собралось все то благородное, прекрасное и желанное, что есть на земле и на небесах, великолепию ее волос, сиявших как красное солнце, ее осанке и позе величавой птицы, едва приземлившейся после полета.

— Как бы ни было это мне не по душе, — сказал Корунд, — разве я откажу тебе в этот раз? Только не в этот раз, моя королева.

— Благодарю тебя, дорогой мой господин. Разоружи его и приведи сюда, если сможешь. Король не откажет нам и простит его неосмотрительность, когда ты заполучишь для него победу над нашими врагами.

Больше ничего леди Шрива расслышать не могла, сколь бы старательно ни прислушивалась. Но когда они подошли к подножию лестницы, Корунд остановился на минуту проверить пряжки на своих доспехах. Его лицо было мрачно. Наконец он промолвил:

— Это будет яростная и смертельная битва, непредсказуемая для обеих сторон. С таким могучим противником, как у нас сейчас, возможно все… Хватит, просто поцелуй меня, милая девочка. И если… тьфу, этого не случится; но все же, я не оставлю никакой недосказанности: если случится самое плохое, я не хочу, чтобы ты все свои дни провела, убиваясь по мне. Ты знаешь, я не один из тех угрюмых ревнивцев, которые настолько тщеславны, что не позволяют своим женам выходить замуж снова из страха, что следующий муж окажется лучше них.