Чертухинский балакирь - [65]

Плюнул

Черт в попадью:

Обернул в бадью!..

Клюнул

Черт попа:

Обернул в клопа!..

Хлопы-лопы-топы-топ!

Весело было штоб!

Поп Миколай видит, что дело выходит для него не на шутку, ткнул дьякону в бок, моргнув дьячку на дверь, бочком-бочком - да к выходу. Пока вылезали, Ульяна так и зашлась мелкой каблучковой дробью. Подошел причт к Мавре прощаться да благодарить, поклонился отец Миколай и Петру Кирилычу со Спиридоном, те встали: одно другому не мешает!.. Ульяна тоже вдруг остановилась и протянула обе руки к отцу Миколаю, сложивши их лодочкой:

- Благослови, батюшка!

- Бог благословит! - сказал отец Миколай, отвернувшись от Ульяны.

- Не взыщи, батюшка: свадьба!

Отец Миколай минутку подумал, потом перекрестил Ульяну и ткнул ей в самый рот ручку. Ульяна чмокнула и губы рукавом вытерла. За столом у мужиков ноги так и заходили, как у застоялых коней перед масленицей, и бабы вытянули носы, вот-вот сейчас сорвутся все с лавок, пустятся в пляску, и от сарафанных широких их подолов в глазах свету божьего будет не видно.

КНЯЗЬ СОРОЧИЙ

В старое время не любили сразу, как молодых из церкви привезут, тут же за рюмки хвататься. Не как теперь: одною рукою за рюмку, а другою за нож…

За столом и глазом никто не покосил на пустые стаканы, когда Мавра с Ульяной, кланяясь в пояс, вышли проводить отца Миколая. Даже полегчало у всех: как-никак, а за столом без попа куда просторнее! Бабы встряхнулись, поправили на головах цветные шаленки, а мужики еще шире распустили соломенные бороды, сидят за столом со своими бабами, тесно сжавшись боками, как скирды с ометами в молотьбу возле риги.

Ульяна продралась сквозь девок к столу и хлопнула себе по бедрам:

- Ба!.. Молодых-то мы совсем и забыли!..

- Пра, пора, Ульяна Митревна, - кланяется ей Мавра, - стаканы замерзли… Наливайте, сватушки, золовушки, не жалейте-ка головушки!..

Мужики сразу встряхнулись, забулькала в кумочки заливуха, а бабы, жеманясь и опасливо смотря на других, нацедили в стаканы пенистого пива: приготовились все слушать, как колдунья будет величать жениха с невестой.

Ульяна отпила из резной чаши глоточек, облизнула губы, крякнула и поклонилась в пояс молодым.

Я не пашеньку пашу

Да не полосу,

Уж я холю да чешу

Князю волосы!..

Уж и как же ты, соха,

Столько вынесла?..

Уж и где же ты, сноха,

Только выросла?..

Вот уж князь так князь,

Не видали отродясь:

Станом - клен!

Нравом - лен!

Не простого царства ен!..

Ульяна поджала губки бантиком и поклонилась Маше. Маша чуть привстала возле Петра Кирилыча, отпила из Ульяновых рук небольшой глоток и вытерла губы шелковым платочком; опалила ее Ульяна прищуренным кошачьим глазком, холод у нее пошел от этого глотка к самым пяткам. Маша еще пуще побледнела и с опущенными руками опустилась на лавку.

Я не поле бороню

Да по скороду,

Уж я холю да ровню

Князю бороду!..

Уж и как ты, борона,

Столько вынесла?..

Уж и где ты, борода,

Только выросла?..

Вот уж князь так князь,

Не видали отродясь:

Что умен!

Что холен!

Не простого царства ен!..

За столом лица у всех посвежели от песни, зацвели улыбкой бабьи круглые щеки, и на всякую теперь любо смотреть, даром что корявы и нескладны. Хорошо выходило у Ульяны потчеванье молодых. Всякий мужик бывает раз в жизни, когда женится, таким князем, на которого все глядят во все глаза и которому каждый рад услужить… Да где только это царство, в котором и взаправду идут мужики за князей, а бабы и девки за королевен? Видно, и впрямь это царство -Сорочье!..

Отпил Петр Кирилыч глоток и поклонился.

Ульяна скривила на него тонкие губы в незаметную улыбку и поставила поднос с птицей на стол против Спиридона. Взяла одной рукой сарафанный подол, другой одним махом сорвала с головы красный платок с большими кистями и закружилась с ним на одном месте: помолодела она, кажется, в тот миг на двадцать годов, выпрямилась, как старая береза на весеннем ветру, глаза округлели от света, и по впалым щекам заиграл плотный румянец, смешавшийся с вечерним отблеском солнца.

Неживая Маша сидит, украдкой взглядывая на Петра Кирилыча.

"И впрямь, какой он мужик? На барина больше смахивает, - думает Маша, перебирая глазами кольцеватые кудри на голове Петра Кирилыча. - А может, это мне все, дуре, грезится да снится?"

Пошелохнулась Маша на лавке, тронула Спиридонову полу, в угол поглядела: не сидит ли в пазу таракан, который каждую ночь снится ей не знамо к чему. Усинки даже тараканьей не видно… Хочется Маше, чтобы Петр Кирилыч к ней обернулся да опять ласково поглядел, но и Спиридон, и Петр Кирилыч, да и все за столом совсем будто и забыли про Машу: с притопыванием, с прищелкиванием, с красным платком над головой допевает Ульяна поздравную песню, и Спиридон только все дальше забирает бороду в рот и щурится на Ульяну.

Соберу я во лесу

Росу мокрую,

Поднесу я, поднесу

Чашу до краю!..

Чтобы князю да пилось…

Спелось колосу!..

Чтобы мне, младой, спалось,

Не кололося!..

Вот уж князь так князь,

Не видали отродясь:

Уж и чем не угощен,

Чем не потчеван?..

Не простого царства ен,

А… Сорочьева!..

Отродясь не слыхали чертухинцы такой песни. У баб слюнки в зубы пробились, мужики поширели на лица, а девки у двери вытянулись, на Ульяну разинули рты и еще пуще зарделись.