Чертухинский балакирь - [64]

Шрифт
Интервал


*****

Народу набилось к Петру Кирилычу на свадьбу - все Чертухино!..

Кто посмелее - за стол попал, а кто только к окнам добрался да через плечи голову успел высунуть в сенях. Родни не ахти было сколько, да и свадьба выдалась на Марфу-Навозницу[19], а в эту пору мужики спешат, все дороги, как рогожкой, покрыты дворовым настилом, опавшим на колеях с перегруженных телег.

Уселся отец Миколай, благословивши трапезу, дьякон рядом, дьячок поодаль, жениха посадили посередке стола с невестой, Аким вроде как за отца об руку с Петром Кирилычем, а Спиридон - с Машей.

Чинно все так пошло, хотя разговору пока не завертывалось, всем как-то было вначале не по себе, может, и оттого, что попа стеснялись, да и не выпили еще как следует. К тому же Петр Кирилыч сидел за столом больно хорош, так на картинку его и сымай, и больно Маша рядом с ним казалась дурна и убога. А этого и в деревне не любят, хотя редко обращают вниманье.

Петр же Кирилыч словно не замечал Машиной убогости и невзрачности -взглянет на нее бочком и улыбнется, а Маша покраснеет, только не во всю щеку, как девки краснеют, а пятнышками, словно кто ее всю исщипит.

- Дурачок-то наш?.. А?.. - шепчутся девки, разинувши на Петра Кирилыча рот.

Сбились они в кучу возле дверей и посреди чертухинских баб были похожи на правский мак в гущине огородного репейника: стоят, сложивши ручки, как на духу, ожидая своей очереди, когда кто из свадбишных гостей потороватее разойдется да выкатит за песню из кошеля на ладошку рублевку…

- Ну и парочка: баран да ярочка! - цедит Дунька Дурнуха.

Но пока на девок никто и не смотрит, жениха с невестой еще не отславили. Мавра Силантьевна с ног совсем сбилась, рассаживая гостей по местам и расставляя глиняные блюда и чашки. Бычка-годовичка Аким зарезал на свадьбу, и Мавра запарила его с луком, из ног и головы сделала студень, а кишки и брюховину зажарила на сале вместе с картошкой: у свадьбы брюхо велико, все к концу подберут!.. Каждого надо пригласить, попросить да отпотчевать. Бабы и мужики, пока не глотнут чистой водички, любят ото всего отказаться, бабы -губы бантиком, мужики так только ладонь вытянут: дескать, вот как сыт из дома; потом сами требовать будут, только подставляй!.. Любит мужик поманежиться!

Подошла Мавра к Ульяне и что-то шепнула ей на ушко. Ульяна встала и - к Мавре за печку. Скоро она вышла оттуда с большим подносом в руках, на подносе деревянная птица, которых хорошо вырезал Аким из обрубков на праздниках, отдыхая после работы, меж крыл у птицы полощется на ходу пиво белой пеной: колдунья, по обычаю, должна была первая поздравить жениха с невестой. Все так и вытянулись на Ульяну, но на этот раз она выкинула совсем неподобное, поставила она на стол поднос с птицей совсем против Спиридон Емельяныча и развела перед собой народ. Так все и шарахнулись в сторону, сжимая друг друга, чтобы очистить Ульяне место возле стола.

Оправила Ульяна на себе сарафан, подол взяла двумя пальчиками в обе руки, оглядела всех очень хитро, щелкнула язычком, притопнула каблучком и словно сбросилась с места:

Поп

В лоб

С крестом!..

В топ

Черт с хвостом!

Чики-чок каблучок!..

В бочок

Кулачок!

Чики-чики-чики-чок!..

Отец Миколай сначала было улыбнулся по несмышленой своей доброте, дьякон лениво зевнул, поглядевши в упор на Ульяну, дьячок Порфирий Прокофьич крякнул в рукав и заморгал неживыми слезящимися глазами. Ульяна огрела их всех за столом мимолетным кивком, брызнула звонким прищелком, отец Миколай встретился с ней глазами и посолодел, придвинул он к себе миску и ковырнул вилкой большой кусок бычьей ляжки.

- Дьякон, ешь! - шепнул он дьякону в ленивый зевок.

- Выпить бы, отец, поначалу надо!..

- Трогать ни-ни: сан ты али нет?..

Отец дьякон оглядел стол и неохотно потянулся в миску.

- Сан - себе сам!

Мавра подскочила к ним и словно в извинение за оханство Ульяны подсунула большое блюдо с кишками:

- Кушай, батюшка… Ешь, отец-дьякон… потчевайся, не гляди на людей, Порфирий Прокофьич!

- Спаси осподи, - осклабился отец Миколай, дьякон гривой мотнул, дьячок глазком стреканул!

- На отцов едун напал! - переморгнулись тихонько за столом, но все так к лавкам и прилипли, и слова никто не проронил во время Ульяниной пляски, даром что многие были под хмельком.

Чуяли, что не все еще выплясала Ульяна, дальше толще будет.

Носится Ульяна вихрем на малом пространстве, но никого и рукавом не заденет, только ветер от нее в лицо, и всякий сторонится и жмется подальше от нее; передние теснят задних, а те и совсем ничего не видят, так высунулись, чтобы только головами торчать…

Остановилась вдруг Ульяна на полном ходу против отца Миколая, прищелкнула так, что у дьякона кусок во рту застрял, и затопотала на месте; в заду словно два больших жернова под сарафаном ходят.

Эх!

Грех

В орех!.. -

Отдернулась и платочком на Петра Кирилыча:

Сладко зернушко в рот!..

Впилась Ульяна в Спиридона, как сова в ворона, перегнулась за стол, инда Спиридону показалось, что Ульянины бобыльи груди выпрыгнули к нему на тарелку, только моргнуть успел Спиридон.

Ух

В дух!

Ах

В пах!

И Ульяна уже отлетела.

И-эх! Веселись народ!..

Отец Миколай поел немного бычка, дьякон по-прежнему сидел безучастно, тускло глядя в пустые стаканы, дьячок только глазами еще чаще моргал, знаком показывая Мавре, что сыт, больше не хочет. Ульяна ж опять подскочила, хлопнув на ходу Мавру по заду, чтоб не мешала, прищелкнула, притопнула, и снова цветы сарафанные посыпались к отцу Миколаю под стол и сильный ветер подул на мужиков, инда на затылок завернулись масляные скобки:


Еще от автора Сергей Антонович Клычков
Стихотворения

С каждым годом творчество Сергея Клычкова завоевывает все большее признание читателей. После выпуска первых поэтических сборников «Песни» (1911) и «Потаенный сад» он примыкает к новокрестьянскому направлению, во главе которого были Н. Клюев и С. Есенин. С большим мастерством Клычков разрабатывал мотивы русской песни и сказки. В 1937 году он был незаконно репрессирован, и его самобытная поэзия и проза на многие десятилетия были преданы забвению. В настоящую книгу вошло лучшее из поэтического наследия С. Клычкова.


Сахарный немец

 Проза русского советского писателя С. А. Клычкова (1889- 1940) связана с гоголевской традицией совмещения реального и фантастического планов - это создает в романах "Сахарный немец", "Князь мира" и др. атмосферу гротескно-сказочного быта, в котором действуют его излюбленные герои - одинокие мечтатели, чудаки, правдоискатели.


Серый барин

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Князь мира

 Проза русского советского писателя С. А. Клычкова (1889- 1940) связана с гоголевской традицией совмещения реального и фантастического планов - это создает в романах "Сахарный немец", "Князь мира" и др. атмосферу гротескно-сказочного быта, в котором действуют его излюбленные герои - одинокие мечтатели, чудаки, правдоискатели.


Рекомендуем почитать
Наказание

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В краю непуганых птиц

Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".


Два товарища

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чемпион

Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.


Немногие для вечности живут…

Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.


Сестра напрокат

«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».