Чертухинский балакирь - [45]
Славно светит месяц, забирая над лесом все выше и выше.
С дубенского берега, как вода в реку течет, струится густой свет-хмелевик - от него и зверь, и человек одинаково разум теряют…
Ой же ты, месяц, цыганское солнышко!
Светишь ты одинаково с высокого неба мужику и барину, молодому и старому!
Все кошки при тебе серы! Все девки красивы!
Каждый молодец - образец, и все мужики с бородой… друг на дружку похожи…
Труден день трудолюба, не раз он за него со всех четырех чертыхнет, разгибая потную спину… Пригнуло его крепко к земле: надо кормиться, землю потом поить, ребятишки сидят у окна, как галчата, баба тормошится весь день, как на ветру с болоною береза, значит, скоро жди еще лишний рот, надо, надо спешить, косить, пахать, сеять, убирать… веять, молоть… Да, эх, да, осподи-боже, хватит ли дня мужику, за который он едва-едва на зиму-зимскую собьет кусок хлеба!..
Месяц, цыганское солнышко!
Любит тебя серый мужик, в песне зовет тебя "чудным", а таким словом обмолвится он разве спросонок да невзначай; умиление хоронится у него в бороде в виде бессловесной улыбки и редко прорвется, разве только в песне да сказке…
Любит тебя серый мужик, потому что под тобой можно поспать, можно руки и ноги хорошенько расправить, до утра прогрезить и обо всем на свете забыть!
Мужик же без снов сна не любит!
При месяце много пригожей жена и мурцовка по вечеру вдвое вкуснее, при месяце на каждом крылечке словно резьба по застрежке, под месяцем и нечистая сила виляет хвостом возле мужицкой избы в виде блудливой собаки.
Потому-то и любит мужик в полуночь на луну выйти лишний раз на двор и постоять подольше с легкой нуждой у кутка.
За эту недолгую минуту чего-чего только не передумает он. А надо, надо спешить, рано вставать, а то будешь носом клевать в борозде и только людей насмешишь…
Месяц, цыганское солнышко!
*****
- Ты что это, парень, в мою девку вклещился? Губа не дура!
- Ой! - вспугнулся Петр Кирилыч и выронил Машу из рук на песок.
- Свернешь девке рот набок, будет косоротка, а и так никто замуж не сватает.
Стоит перед Петром Кирилычем человек не особ высокого росту, только шириной в хорошую дверь не влезет, на нем войлочная шапка, и под шапкой чуть серебрятся густые, учесанные в кружок волосы, и борода идет по поддевке широким клином, совсем так, как в первый раз обернулся Антютик.
"Здорово живешь, - думает Петр Кирилыч в неожиданности, - только от этого… будто душок не тот… а промежду прочим, шут его разберет!"
- Чего вылупился-то? Не узнаешь?
Старик смотрит на Петра Кирилыча, заправивши бороду в рот, и посмеивается в нее доброй, чуть заметной улыбкой, а Петр Кирилыч с места сдвинуться не может, так и расставился весь на бока.
- Это ты, что ли, будешь… Спиридон Емельяныч? - собрался Петр Кирилыч с духом.
- Да кто же еще заместо меня?.. Ну, коли невдомек, так… я за него… Вот уж балакирь: недарма про тебя такая слава идет!
- Да, Спиридон Емельяныч, нехорошая слава!
- Судьба, Петр Кирилыч, кого по головке гладит, кого по загорбу бьет… Только что же это ты? В зятья, что ли, метишь ко мне?
- Оно не то что… ежели так рассудить все по порядку, но и действительно… да, коли касательно всего такое твое рассуждение будет…
- Значит, и этак и так можно. Нечего говорить, собралась парочка!
- Оба - два, Спиридон Емельяныч, - печально говорит Петр Кирилыч, поглядевши на Машу.
Запрокинула Маша руки, а и так на груди грудинки звания никакого не видно.
- Иду это я, Спиридон Емельяныч, - оживился Петр Кирилыч, - по берегу, жерлицу у меня сом утащил, гляжу: девка твоя топиться собирается…
- Бреши не дело… для души и тела!
- Ни в чем, Спиридон Емельяныч, сам видишь, - показал Петр Кирилыч на Машу. - Я это, конечно, тихим манером к ней - да в охапку, потому от греха… а у нее и так, должно, дух вон: испужалась…
- Отойдет!.. Не кипятком ошпарилась!..
Петр Кирилыч нагнулся к Маше и прошептал ей на ухо:
- Машь, а Машь?.. Слышь, что ль?..
- Дышит? - спрашивает старик, еще больше забирая бороду в рот.
- Дух идет, должно, что дышит.
- От этого такого девки никогда не умирают: отудобит! Это она с непривыки! Подумала, наверно: ведмедь!.. Кто тебя знал, что ты тут у нас рыбку удишь?..
- На сома… ставил, сом тут ходит… большой, пудов так на пять будет, а то и поболе…
- Засолить - на целый поход хватит! Только как же это так, Петр Кирилыч, ты на такую недотыку польстился: ведь девка-то у меня, в час молвить, чтоб еще не попортить… девка-то, говорю, больно не товариста…
- По барину, Спиридон Емельяныч…
- Сам-то ты эна какой - смотри, не было бы после ошибки.
- Чего смотреть? Все божья плоть! Все, Спиридон Емельяныч, девка!
- Мелешь ты, Петр Кирилыч, чепуху, аж как на духу. Любо мне, старику, тебя слушать… Видно, кой-чего все же ты понимаешь.
- Большого понятия нет, Спиридон Емельяныч… так, с ветки на ветку… пока не попаду в сетку…
- Оно так-то и лучше. Вот что, Петр Кирилыч, коли так, нечего нам тут на лешьей тропе ноги простаивать, в ногах правды нету, бери свою девку в охапку да трогай. Пойдем-ка, помолимся богу!
- Я бы теперь чайку лучше попил, Спиридон Емельяныч!
- Нешто бы… и это дело!.. Ну-ну, забирай добро - эн, заря рожки кажет!
С каждым годом творчество Сергея Клычкова завоевывает все большее признание читателей. После выпуска первых поэтических сборников «Песни» (1911) и «Потаенный сад» он примыкает к новокрестьянскому направлению, во главе которого были Н. Клюев и С. Есенин. С большим мастерством Клычков разрабатывал мотивы русской песни и сказки. В 1937 году он был незаконно репрессирован, и его самобытная поэзия и проза на многие десятилетия были преданы забвению. В настоящую книгу вошло лучшее из поэтического наследия С. Клычкова.
Проза русского советского писателя С. А. Клычкова (1889- 1940) связана с гоголевской традицией совмещения реального и фантастического планов - это создает в романах "Сахарный немец", "Князь мира" и др. атмосферу гротескно-сказочного быта, в котором действуют его излюбленные герои - одинокие мечтатели, чудаки, правдоискатели.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Проза русского советского писателя С. А. Клычкова (1889- 1940) связана с гоголевской традицией совмещения реального и фантастического планов - это создает в романах "Сахарный немец", "Князь мира" и др. атмосферу гротескно-сказочного быта, в котором действуют его излюбленные герои - одинокие мечтатели, чудаки, правдоискатели.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».
«Мы подходили к Новороссийску. Громоздились невысокие, лесистые горы; море было спокойное, а из воды, неподалеку от мола, торчали мачты потопленного командами Черноморского флота. Влево, под горою, белели дачи Геленджика…».
Из книги: Алексей Толстой «Собрание сочинений в 10 томах. Том 4» (Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1958 г.)Комментарии Ю. Крестинского.
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)