Чёртовы свечи - [5]
Было странно, что она нас когда-то пригласила, и не менее странно, что мы второй раз приходим в гости к даме, которую почти не знали. Она переехала года два назад в наш дом, а мы три года жили в этом доме. И она, и мы были новенькими. Здоровались при редких встречах, иногда из вежливости пару фраз добавляли. Потом её приход к нам.
Рядом с нашей многоэтажкой когда-то был храм. Его, понятное дело, забрали после революции, купола разобрали, открывались там разные государственные организации. Последнее время там была городская автошкола. В 1990-е храм вернули церкви. Началось восстановление. Мы туда заглядывали несколько раз в праздники, но что-то нас оттолкнуло, и мы продолжили ездить в Казачий собор. Это было намного дальше, но там мы чувствовали себя спокойнее. (Служба, воцерковление нас не интересовали; мы ходили на праздники в храм, как на реконструкцию исторического прошлого. Хор нравился.) Я в той автошколе-храме экзамены сдавал.
Соседка наша в церковь и так редко ходила, а в эту тоже — ни ногой. Говорила как-то, что раньше для церкви лучшие места отводились. Трудно вести разговор с Богом, зная, что с левой стороны от храма впритык ресторанчик и баня. Это точно: впритык к бывшему храму в старосоветские времена «прилепили» общественную баню и кафешку-рюмочную. И поди разбери, где больше каялись и очищались. Итак, мы друг с другом через такие разговоры и познакомились. Минутный обмен мнением на ступеньках. Второпях. Но пользы от них больше, чем от длинных застольных разговоров. Ступеньки либо сокращают расстояние между людьми, либо к закрытым дверям ведут.
Мы пили чай, нахваливали варенье из нового урожая и слушали.
— Что случилось потом?… Война с германцем случилась. Город зажил новостями с фронта: у кого забрали родственника, кто инвалидом вернулся, а кто в гробу. Про свечное дело вовсе забыли. Только то, что забыл, — не значит, что схоронил.
— Это как?
— Случилось что-то неприятное, время прошло, кажется, всё быльём поросло. Забыла и не вспоминаешь. А оно вон, опять в калитку ломится. Как война началась, то свечи ходовым товаром стали. Кому за здравие, а кому и за упокой.
Случилось это точно не скажу когда. Матушке моей соседка рассказывала, а сами представляете, две бабы говорят, солнце с луной спутают. То ли на излёте лета, то ли уж под осень 1915 года… Семья одна сына хоронила. Молоденький совсем, только юнкерское окончил, офицером стал и — на фронт, а там в первую бомбёжку под снаряд попал. Осколок ему живот вспорол. Умирал, говорят, сильно страдал. Родители от горя поседели, единственный сынок. Отпели его, похоронили. На девять дней пришли самые близкие помянуть, свечи зажгли.
Точнее, так было. Вечер, свечи стали зажигать, все зажгли, а одна ни в какую. Подымит и тут же гаснет. У неё тогда побольше верхушку сняли, чтобы фитиль подлиннее освободить, а из неё что-то потекло, и запах такой ужасный, как протухло что-то. Её выбросить хотели, а на случай был в этот вечер на поминках друг погибшего, то ли химик, то ли биолог. Его эта свеча очень заинтересовала. Он её в салфетку завернул и потом с собой-то и унёс.
Прошло время, как в полицейский участок заявляется этот химик-биолог и показывает результаты своих исследований. Следователи и сам начальник полиции так и ахнули. Они уж позабыли про тот страшный случай со свечами, когда ведь всю полицию перетряхнули, а начальника и его заместителей вовсе уволили…
— Так что там? Что там в бумагах, в исследовании было? Ну не томите, говорите быстрее, — взмолились мы.
— А ничего. Ничего в свече не было.
— То есть как? Как ничего? Ну текло что-то, состоит она из чего-то. А чему удивились в полиции и что тогда этот химик или биолог принёс? Для чего он в полицию-то пошёл? — торопили мы.
— В свече ничего не было. Это «ничего» и определил приват-доцент. «Оно» было, даже имело вес. Но «оно» не было похоже ни на один земной элемент или смесь элементов. Состав невозможно было определить.
— Ну дальше понятно, внеземная цивилизация…
— Потусторонний мир. Это в сериале было, как там его… Ну смотрели же…
— Нет, нет и нет. Возможности тогда у науки были не такие, как сегодня, но молодой учёный был очень расторопным и дотошным. Он попросил материалы, те, что остались от Александра Андреевича Романовского, того, что погиб когда-то страшно.
Так вот, тогда впопыхах многие его книжечки так в городе и остались. Не забрали их. В полицейский архив их сдали и забыли. Над приват-доцентом никто смеяться не стал, во-первых, городская знаменитость, кто из города провинциального таких высот достиг, а во-вторых, начальство помнило прежний смех, и чем он закончился для некоторых высших городских чинов. Повезло, что просто уволили. А ведь суд грозил. Это тогда, в мирное время, а по военным законам могут под трибунал подвести. Или того хуже — на фронт. На руки документы, конечно, ему не дали, но в архив пустили. Но при согласии, что с этой минуты при нём будут находиться двое агентов полиции, по очереди. Вплоть до его возвращения опять в столицу.
Учёный сидел в доме своих родителей, куда на лето приезжал отдохнуть, безвылазно неделю. Всё это время в доме дежурила полиция. Дней через десять один из агентов доложил начальству, что Дмитрий Николаевич Поклонов, так звали учёного, просит прибыть к нему в таком часу. Хотел ехать один начальник полиции, но напросились все заместители и следователи… К дому Поклоновых подъехали два экипажа, в которых разместилось шесть человек. Хотели больше, но начальник полиции был категорически против. Во-первых, неудобно людей пугать, а во-вторых, кто в участке останется?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.