Чёртово дерево - [18]

После успешной защиты Кристофером диссертации ее копия, как обычно, поступила в университетскую библиотеку. Сьюзен посетила библиотеку и сравнила текст с копиями украденных ею материалов. Как она и ожидала, Кристофер включил в диссертацию большую часть посланных ему материалов.

Сьюзен позвонила профессору с Западного побережья и сообщила, что одна недавно защищенная докторская диссертация явно содержит материал, позаимствованный из его неопубликованных работ. Профессор ознакомился с диссертацией и потребовал от университета, где учился Кристофер, провести расследование. Кристофер не смог удовлетворительно объяснить, каким образом в его распоряжении оказались материалы профессора. Он даже не смог вспомнить имя друга, который прислал ему эти заметки. После исключения из университета его академической карьере пришел конец.

* * *

Я помню, Кэйрин утверждала, что Сьюзен очень оторвана от реальности. Когда они только-только подружились и стали жить вместе, Сьюзен сразу же начала перенимать все повадки Кэйрин и ее манеру говорить, так что, казалось, она нарочно передразнивает ее. Она одевалась, как Кэйрин, сделала такую же прическу, интересовалась тем же и даже заигрывала с мужчинами Кэйрин. Это продолжалось до тех пор, пока они не стали совсем уж близкими подругами: только тогда Сьюзен смогла избавиться от наваждения и выработать свой собственный стиль.

Кэйрин предложила, чтобы мы поселились втроем — она, я и Сьюзен. Им это было бы очень удобно, а мне бы создало море проблем. Что бы подумали об этом посторонние? И кто окажется крайним, когда тройственный союз распадется, что, как я понимал, рано или поздно неизбежно произойдет? Если что-нибудь случится, униженным и оскорбленным обязательно окажусь я. Но подобные мысли просто не приходят в голову Кэйрин. Она не хочет признать, что зависит от Сьюзен, и злится, когда я пытаюсь ей это объяснить. И все же их связывает что-то, чего нет между мной и Кэйрин. Что? Является ли Сьюзен просто сосудом, в который Кэйрин может излить свои чувства, или ее роль намного сложнее? Кэйрин объяснила мне, что Сьюзен — просто замечательная хозяйка и верная подруга, терпеливая и умеющая прощать, но мне кажется, что это — не вся правда. Такие подруги обыкновенно приходят и уходят. Находят мужа, заводят семью и живут собственной жизнью. Но Сьюзен никого не ищет; для нее Кэйрин — это вся ее жизнь. Сьюзен делает уборку, готовит, содержит дом и ничего не требует взамен. Я мог бы обеспечить Кэйрин прочное материальное положение и безопасность, но это не то, чего она хочет, да и я не хочу быть ни слугой Кэйрин, ни ее благодетелем. Иногда мне хочется защитить ее, окружить вниманием, но мы с ней для этого слишком взрослые. Кэйрин нужно заставить сделать выбор между мной и Сьюзен, потому что совместить эти отношения невозможно: они слишком разные.

Но я трепещу от страха перед тем, какой выбор сделает Кэйрин. Я не знаю, на каком месте стою в ее списке приоритетов. Важнее ли я, чем отношения с Сьюзен, чем ее работа, ее деловые поездки, ее светская жизнь, ее групповая терапия? Кэйрин готова слетать на день в Мексику для того, чтобы взять интервью у знаменитой балерины и опубликовать его в журнале. Полетела бы она в Мексику, чтобы встретиться со мной?

* * *

Нежелание Кэйрин поверить в себя и есть то, что воздвигло между нами непреодолимую преграду. Она не хочет признать, что все зависит только от нас самих, что ни судьба, ни время, ни прошлое, ни деньги не властны над нами. Как-то раз я шутливо обронил: «Красивые женщины сами устанавливают законы». Кэйрин посмотрела на меня и злобно выпалила: «Нет, это богатые мужики сами устанавливают законы!» Возможно. Но мы оба слишком долго сами устанавливали законы. И если по этим законам мы проиграем, то винить придется только себя. Может быть, Кэйрин потому и не верит в себя, что боится, как бы я тоже не поверил в себя, не уехал бы снова из Америки, лишив ее той уверенности, которую она чувствует сейчас, закрытая с обеих сторон мной и Сьюзен. Еще она боится, что со мной уедут и мои деньги. А может, напротив, она боится потерять рядом со мной свою независимость. Она как-то сказала мне, что ей нужны непродолжительные отношения, которые не оставляют по себе осадка. Такие отношения создают иллюзию, что время стоит на месте, что конец одной любви означает всего лишь начало следующей, что замкнутый цикл непредсказуемых событий и неуправляемых эмоций никогда не будет разорван и она всегда может рассчитывать на новое приключение. Для Кэйрин каждый миг ее свободы — это победа над матерью и женой в себе: она никогда не хотела бы опуститься до этих скучных ролей. Для меня каждый миг — это потеря. Время для меня бесценно, но я не в силах объяснить это Кэйрин. И поэтому я начинаю скрываться от нее.

* * *

Я пригласил сегодня на ланч Энтони, лакея моего отца. Он очень старый и вот-вот умрет. Я не хочу упустить возможность узнать об отце чуть-чуть больше.

За ланчем Энтони рассказал мне, почему мой отец уволил его после двадцати лет службы. Чтобы продемонстрировать свою веру в американскую промышленность, мой отец брился одним и тем же лезвием американского производства семь раз в неделю. В обязанности Энтони входило ухаживать за бритвенными принадлежностями моего отца. Долгие годы он давал ему одно и то же лезвие в течение недели. Однако как-то раз моя мать пожаловалась Энтони, что в конце недели ее муж выбрит хуже, чем в начале. После этого Энтони стал тайком от отца вставлять в бритву новое лезвие каждые два дня. И однажды утром мой отец сказал: «Позавчера я брился лезвием с небольшим дефектом справа. Несмотря на это, лезвие было отличным и могло послужить мне до конца недели. Где оно?» «Я поменял лезвие, мистер Уэйлин», — ответил Энтони. «Зачем?» — спросил отец. «Я подумал, что вам нужно новое». «Нет, не нужно, — сказал отец. — Принеси старое».