Чертог фантазии - [49]
Хотя кто его знает — может, и хорошо, что все они умерли. Я и сам был многообещающим юношей. О, потрясенный ум! О, сломленный дух! — где же исполнение этих обещаний? Истина прискорбна: если судьбе угодно слегка огорчить людей, она умерщвляет самых одаренных из них в молодости; если же надо жестоко высмеять людские надежды, то одаренные остаются в живых. Я же пусть умру, изрекши это, потому что вернее не скажешь!
Как странно устроен ум человеческий! Или — к чему обобщать — какой у меня чудной ум! Поверишь ли? Денно и нощно тревожат мой внутренний слух отрывки стихотворений — то беспечных, точно птичьи трели, то размеренно-изящных, словно камерная музыка, а иногда полнозвучных, как органные раскаты, — и все это будто бы стихи, которые написали бы эти покойные поэты, если б неумолимая судьба не разлучила их навек с чернильницами. Они бестелесно навещают меня — может статься, желая препоручить мне переписку своих посмертных творений и таким образом снискать им непреходящую славу, которой не успели добиться, рано покинув земные пределы. Но я по горло занят собственными делами; к тому же некий джентльмен-медик, который пользует мои легкие недомогания, советует мне пореже трогать перо и чернила. А безработных переписчиков хватает, и они с радостью возьмутся за подобное дело.
До свиданья! Ты жив или умер? Что поделываешь? Все пишешь в «Демократик»?[124] А эти чертовы наборщики и корректоры все так же мерзко уродуют твои разнесчастные творения? Это худо, как ни кинь. Я требую: каждый пусть сам производит собственную чепуху! Жди меня скоро домой, и — шепну по секрету — не одного, а с поэтом Кэмпбеллом[125]: он хочет побывать в Вайоминге и отдохнуть под сенью лавров, которые там насадил. Теперь уж он старик. Говорит, что чувствует себя хорошо, как никогда в жизни, но до странности бледен и так призрачен, что, кажется, можно его проткнуть пальцем в самом плотном месте. Я ему шутки ради говорю, что он такой смутный и непрочный, как Память, но зато беспричинный, как Надежда.
Твой истинный друг П.
Постскриптум. Передай, пожалуйста, мой нижайший поклон нашему достопочтенному и многоуважаемому другу, мистеру Брокдену Брауну[126]. Я был счастлив узнать, что полное однотомное собрание его сочинений ин-октаво в два столбца вот-вот выйдет в Филадельфии. Скажи ему, что по эту сторону океана ни один американский писатель, кроме него, в бесспорных классиках не ходит. А что, неужели старина Джоэль Барлоу[127] еще жив? Потрясающий человек! Эдак еще немного, и доживет до ста лет! И неужели правда, что он обдумывает эпическую поэму о войне Мексики и Техаса с применением паровых машин — этого самого богоугодного изобретения нашей эпохи? Как же он думает восстать из мертвых, если на краю могилы обвешивается тяжкими веригами свинцовых стихосплетений?
В оформлении использован фрагмент картины Каспара Д. Фридриха "Горящий Нойбранденбург".
