Чёрт не дремлет - [5]

— Так не полагается…

Дама в серой шубе оглянулась. В уголке сидел юноша — студент, а может, и служащий, и невинными глазами глядел на неё сквозь большие роговые очки, слегка наклонив голову.

Дама в шубке улыбнулась молодому человеку и сладенько произнесла:

— А какое вам дело?

Юноша покраснел до ушей, потупил глаза, но всё же повторил твёрдо и ясно:

— Так не полагается. У каждого должен быть свой билет.

— Вот как! — воскликнула дама в шубе, словно юноша находился не в трамвае номер один у остановки «Сберкасса», а по крайней мере где-нибудь в трамвае номер шесть у «Карловой Веси».

— А вы кто такой, контролёр?

— Нет, — тихонько ответил юноша. — Вы всё-таки купите билет, ладно?

Весь вагон смотрел на молодого человека и энергичную пассажирку.

Стояла напряжённая тишина. В этот момент девушка-кондуктор, не подозревая о надвигающейся буре, подошла к ним и спросила:

— Вам нужен билет?

— Нет. У меня уже есть, — победоносно заявила дама в шубке, — вот.

Девушка посмотрела на билет и молча вернула его.

У магазина «Советская книга» вошло несколько человек, и она отправилась на переднюю площадку.

— Что за ерунда, — обратилась дама в шубке к присутствующим, — как будто это не всё равно? А что, если бы Эмиль, то есть тот господин, сам поехал дальше?.. Ведь с этим он мог бы ехать до самого вокзала! Не всё ли равно, кто едет? Ведь билет пропал бы…

На улице меланхолично шёл снег, а в вагоне царило молчание. Два пассажира снова уткнулись в газеты, остальные пристально разглядывали фасад Дворца пионеров.

Но в хилом юноше таилась, видно, большая моральная сила и упорство. Он поднял голову, внимательно посмотрел на даму и заявил:

— У каждого должен быть свои билет. — Затем проглотил слюну и немного громче, назидательным тоном, словно делая доклад, добавил: — Билет передавать нельзя. Тот, кто ездит по чужому билету, обворовывает государство.

Энергичная дама прищурила глаза и спросила шёпотом, что было совершенно неожиданно, и потому он прозвучал как канонада:

— Значит, я ворую?! Я — вор?!

Юноша сосредоточенно откашлялся.

— Этого я не говорил, — хрипло произнёс он. — Но шестьдесят геллеров вас не разорят, а совесть будет чиста. Купите себе билет. Купите.

Дама в шубе встала со своего места, но, передумав, уселась опять и обратилась к присутствующим с риторическим вопросом:

— Ну, что вы на это скажете? Теперь уже и в трамвае не чувствуешь себя в безопасности! Тебя оскорбят и унизят из-за каких-то шестидесяти геллеров! — Она обернулась к только что вошедшим пассажирам и самодовольно заявила — Между прочим, у меня трое детей.

Между, молодым человеком и дамой в шубе стояло уже несколько человек.

— Мошенничество есть мошенничество, — раздалось из-за спин. — Все должны покупать билеты. Купите билет.

— Вот нынешняя молодёжь! — взорвалась шуба. — Как разговаривают со старшими! Я — мошенница! Пожалуйста! А знаете, кто вы? Вымогатель!

— Вас кто-нибудь оскорбил? — полюбопытствовал пожилой мужчина; он держал в руках корзинку крупных, ещё не распустившихся оранжерейных фиалок.

— Оскорбил?! — волновалась дама, теребя шубу, жакет и кофточку. — Обзывают воровкой, а вы ещё спрашиваете! Сопляк! Какая наглость!

— У каждого должен быть свой билет, — снова прозвучало из-за спин пассажиров.

— Заткнитесь вы! — вопила дама в шубе.

Кондукторша пробиралась по переполненному вагону.

Трамвай, заскрипев тормозами, остановился, но она крикнула водителю:

— Ничего, ничего! Поехали!

И трамвай тронулся.

Юноша снова откашлялся:

— Я вежливо. Но почему же она не покупает билета? Пусть купит билет.

— Ну это уже слишком! — зашипела дама.

Трамвай прибыл на конечную остановку, и пассажиры ринулись к выходу; все они, вероятно, были глухонемые.

Энергичная дама была явно удовлетворена. Несмотря ни на что, она всё-таки проехала бесплатно. Мимоходом она обратилась к мужчине с фиалками:

— Продаёте?

— Можно и продать, почему бы нет…

— Почём?

— По три.

Дама взяла букетик и протянула пять крон.

— Сдачи не надо, — бросила она небрежно и мгновенье спустя затерялась в толпе.

Перевод В.Петровой

Сотрудник загрустил

Не успел он явиться на работу, как сразу же возбудил всеобщее любопытство и подозрение. Он повесил шляпу на пятый крючок с краю, хотя обычно пользовался третьим, а пятый, как всем было хорошо известно, с незапамятных времён принадлежал Гомоле. На деловой вопрос о причине бледности он с отсутствующим видом ответил, что данная проблема будет рассмотрена на заседании отдела или пойдёт обычным официальным путём. На десятиминутке он сидел, уставившись в одну точку мечтательно-жалобно-укоризненным взглядом, и к вопросу «о решительном усилении пропаганды устранения сверхнормативного снабжения» отнёсся безразлично. Когда десятиминутка, наконец, кончилась, он поднялся, прошёл к своему письменному столу, задумчиво открыл дверцу и снова закрыл. Потом он долго сидел неподвижно, глядя под правый локоть куда-то на пол, а когда очнулся, то глубоко вздохнул, поморгал отяжелевшими веками за вспотевшими стёклами очков и рассеянно приступил к работе.

Вся бухгалтерия обратила на него внимание, Сослуживцы высоко поднимали брови и многозначительно поджимали губы.