Черный завет - [2]

Выпрямившись во весь рост на толстой ветке, Доната пригляделась: тут нужно быть осторожной. Соседнюю ветку облюбовала жирная лесная змея. Охотиться она, скорее всего, не решится – рассвет не ее время, но след, который оставляла на ветке склизкая чешуя, был опасней самой змеи. Соскользнет рука, а внизу, насколько хватает глаз не ветви – веточки. Ухватишь за такую – вся надежда в руке и останется. А до земли далеко.

Змеи не было. С силой оттолкнувшись от ветви – вот он, кратковременный миг полета! – Доната легко схватилась за следующую. Раскачавшись вперед-назад, она подтянулась и лихо оседлала искривленный кленовый сук. Глубокие, с ладонь глубиной трещины манили: там могли прятаться сладкие грибные шарики. А могли и не прятаться. Вместо них можно было получить болезненный укус лесного клопа – охочего до человеческой крови.

Из дупла напротив высунула любопытную морду белка. Старая знакомая настороженно принюхалась. Доната хотела было показать ей язык, но вовремя одумалась. Непонятно в силу каких причин, но белка в ответ на фривольный жест могла поднять шум. А так некоторое время она сидела неподвижно, потом подобралась ближе к Донате, вскочила на колени, ткнулась лапами в плечо – нет ли подачки? – и мгновенье спустя была такова.

Тут бы Донате, вдоволь насмотревшейся на рассвет, и повернуть назад, к дому. Вдруг оглушительно заверещали сороки, а где-то у реки не то всхлипнула, не то захрипела полевая лиса. И любопытство уже нашептывало на ухо: вполне могло так случиться, что одинокий всадник заблудился и выехал к пустынному речному берегу. Или охотники из недалекой деревни остановились там на ночлег. Или…

Но все эти мысли уже на бегу, вернее, на лету. Еще прыжок, еще. Пальцы внезапно соскользнули с казавшейся надежной ветки и только глубокая трещина, змеившаяся по стволу, позволила ухватиться за опору. Доната подтянулась и села верхом на предательски треснувшую ветку.

У самого речного берега Доната спустилась на землю. Здесь росли густые кусты, и осторожно раздвинув колючие стебли, можно было разглядеть то, что с высоты дерева и не увидишь.

– Пусти, сука…

Доната вздрогнула. Она ошиблась с самого начала: так лисица кричать не могла. Стебли дикой ивы мешали рассмотреть происходящее. Раздвинув колючие заросли, она буквально втянулась меж двух гибких ветвей.

На песчаной отмели боролись двое. Неподалеку валялся ненужный кинжал. Тем двоим, одержимым скверным желанием, когда из двух существ в живых должен остаться только один, оружие было без надобности.

Два посторонних, два чужих человека. Право, Донату совершенно не интересовали их мелочные обиды и способ, с помощью которого они выясняли отношения. Может, приди она пораньше, на ее долю досталось бы зрелище красочней пустой возни двух потных мужиков. Кто прав, кто виноват – не все ли равно?

Тот, кто лежал внизу, оказался молодым парнем. Длинные волосы закрывали пол-лица, при каждом резком движении били по плечам, смешивались с желтым речным песком, по цвету почти от него не отличаясь. Донате удалось разглядеть плотно сжатые зубы и длинную царапину на щеке.

Щекочущее, как кожный зуд, любопытство, заставило ее совершить невозможное. Изогнувшись как змея, она скользнула по песчаной отмели, свободной от растительности, к корням ивы, надежно спрятав гибкое тело за длинными, свисающими до самой воды ветвями.

Парочка, увлеченная борьбой, по-прежнему не замечала ее присутствия. Зато отсюда Донате отлично были видны подробности. Светловолосый парень сопротивлялся отчаянно. Его рубаха представляла собой испачканные в крови лохмотья. В прорехах виднелись глубокие порезы. Тот, кто был сверху, оказался сильнее. Светловолосый попытался перевернуть его на спину, но бестолковая возня ни к чему не привела. Парень всхлипнул от боли, и Доната в тон ему поморщилась: она отчетливо представила себе, каково это, когда в свежие раны попадает песок. По всей видимости, одна рука у него была сломана.

Парень извернулся, здоровой рукой пытаясь схватить нападавшего за горло. Ему это удалось. Некоторое время он ожесточенно сопел, все крепче сжимая руку. Отчаянная надежда сменилась стоном разочарования. Судя по всему, нападавшему хватка мешала – но и только.

Потому что нападавший и человеком-то не был.

Доната видела, как стремительно удлинившиеся, теперь желтые изогнутые когти впились в беззащитное горло. Как по дорожкам, оставленным когтями, тотчас зазмеились струйки крови. Парень захрипел и стал синеть. По искаженному от боли лицу пробежала судорога.

Еще миг, и все было бы кончено.

Если бы нападавший в смутно знакомом жесте не откинул голову, стряхивая со лба пряди черных, мокрых волос.

– Мама! – собственный пронзительный крик еще звучал в ушах, когда, царапая кожу об острые ивовые прутья, Доната кубарем выкатилась из убежища.

– Не надо, мама, – совсем тихо добавила она, наблюдая за тем, как мгновенно укоротились страшные когти, как исчезли из звериной пасти белые клыки, уже нацеленные на то, чтобы рвать беззащитную добычу.

Мать дрогнула. Но этого хватило парню, чтобы освободиться. Судорожно хватая ртом желанный воздух, он отполз в сторону. Зашипев от боли в сломанной руке, поднялся. Из порезов на шее струилась кровь, смешиваясь с той, что успела подсохнуть на груди. Бессмысленно таращась на невесть откуда появившееся спасенье в образе полуголой загорелой девчонки с копной нестриженых черных волос, он медленно попятился, еще не веря в то, что ему удастся уйти живым.