Черный замок Ольшанский - [44]

– Так что?

– Говорят, действительно, в некоторые ночи появляются. И если придешь в такую ночь и подойдешь осторожно, то увидишь. Идут иногда по костельной галерее, иногда – по замку. Размытые, туманные. Идут, и исчезают, и ничего не говорят.

– Ты коньяка больше пей, – сказал Шаблыка.

– Да я почти и не пью. Как и ты. Но верю, есть что-то такое. Прохаживаются, идут.

Мы смотрели на тихую и добрую деревенскую улицу, на березы, которые готовились зазеленеть, на ослепительно белые стволы яблонь на угольно-черной лоснящейся земле.

– Н-да, – сказал я, – гляжу я, у вас тут идиллия.

– Идиллия, – сказал Шаблыка. – С контрастами.

Глава XI Белая Гора

Прошли праздники, обычные, всем вам известные праздники в маленьком поселке. С трибуной, обтянутой кумачом, с самодельными флагами, с солнцем и первыми, еще робкими намеками на зелень, с демонстрацией, которая состоит преимущественно из школьников, и с любопытным поросенком, который вылез на улицу, ко всеобщему оживлению, как раз на середину дороги: людей поглядеть и себя показать.

А потом где-то слышится гармошка, перед клубом танцуют пары. И в сердце закрадывается грусть, что тебе этого уже совсем не хочется, что твои балы отшумели безвозвратно.

Прошел с учителями и учениками, просто чтобы не быть одному, чтобы посмотреть на оживление других, а вечером удрал с вечеринки от Вечерки (действительно, частенько они у него бывали) к Змогителю в его холостяцкий дом (у него родители умерли, и он жил один), куда вскоре явился и Шаблыка, и хорошо мы провели праздник, хотя ничего особенно жареного и сдобного у нас не было.

Числа третьего я заметил за речкой, на возвышенности наискось от замка, человеческие фигурки и понял, что это и есть археологи, о которых говорил мне Вечерка, – те, разведка которых уехала незадолго до моего приезда, явились уже экспедицией.

Решил идти к ним. Надо же было познакомиться с будущими «коллегами» по работе. Тем более что, когда доведется лазать в развалинах, все равно заметят, и понадобятся объяснения. Шатким мостиком перешел речку и сразу понял: холм, лежавший передо мной, – городище. Старое, одно из ранних славянских в этих краях. Позже на этом месте, возможно, стояла и крепость XI–XII столетий.

Я вскарабкался наверх и увидел обычную картину: неровный квадрат метров сто пятьдесят на двести с возвышениями по краям и легким прогибом посредине, россыпь мельчайших черепков, размером с ноготь мизинца, вымытых еще осенними дождями, огромный, совсем еще голый дуб в одном из углов площадки и людей, сидевших под ним среди разбросанного имущества – разных там ящиков, пакетов, бочонков и бог знает чего еще.

Были там три девушки в возрасте лет двадцати и парень года на два старше их, которого я сразу узнал, потому что встречались в какой-то семье. Сидел с гитарой в руках белозубый, худой, темноволнистоволосый и «большие надежды подающий» будущий археолог Генка Седун собственной персоной. А за его спиной возвышались две четырехместные жилые палатки и две палатки для инструмента и прочего. На таком фоне Генка в своих страшно потертых, но настоящих техасах с мустангом на заднице, в красной черноклеточной ковбойке выглядел – «заскучаешь». А девчатки были обычные, только милые по молодости, из той породы студенток-лаборанток, дело которых шифровать, обрабатывать материалы, сидеть на раскопках и заниматься расчисткой.

– О свиданья в джунглях и на море… – увидев меня, запел Генка.

Был он известен, между прочим, песнями собственного сочинения, хотя голоса и слуха, как большинство современных певцов, не имел вовсе. Но бог с ними, принимая во внимание отсутствие голоса и слуха, современному певцу почти безошибочно можно предсказать блестящее будущее. И удивительно, к тому же, что чем глупее была Генкина песня, тем большим успехом она пользовалась среди ровесников. А так что ж, парень как парень. Вот и сейчас… импровизирует.

О сустрэчы у джунглях i на моры…

Качка, шторм – гары яно агнём.

На Басфоры ж гэнай гары мора –

Ты меня не спр-рашивай о нем. [57]

– Антону Глебовичу Космичу привет, – вскочил он, когда я подошел.

– Привет и товарищу Геннадию, который отчества пока что не заслужил.

– Знакомьтесь, – обратился прохвост Генка к девчаткам, – приват-доцент Космич. А это Таня Салей, Тереза Гайдучик, Валентина Волот[58]. Наша толстуха.

«Волот» был самый худенький и малый и потому застеснялся больше всех; другие девушки тоже залились румянцем: как «узкие» специалисты они немного знали обо мне. Надо было их спасать.

– Ну и вы с ним познакомьтесь, девчата. Наш дуралей.

Девчата захихикали: хотя и грубостью, но напряжение было снято.

– А кто же у вас начальник?

– Ну а почему не я? – возмутился Генка.

– Таких шалопутов начальниками не назначают.

– Еще как часто, – скорчил жалостную рожу Генка. – Только тогда они сразу перестают быть шалопутами. А мне моего шалопутства жаль.

– Тебя, конечно, со студентами работать поставили. С такими же проходимцами, как ты.

– Мы пройде-ом… «Нас двадцать будет на раскопе, да тридцать школьников наймем, – он напевал. – Все городища всей Европы мы раскопаем… кетменем». – В частности, это городище раннего средневековья.