Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи - [80]

Собственно, Жигалкин может подтвердить внедрение гебистов в любые формы андеграунда: первое издание книги Джемаля «Ориентация – Север» было напечатано на ксероксе, принадлежавшем КГБ. «Каждый ксерокс в Москве был зарегистрирован, – небрежно замечает он, – но за деньги нам это сделали».

Середина 1980-х, распад СССР уже близок, но КГБ этого еще не знает. И еще не начались политические послабления горбачевской гласности. Участие в запрещенных мероприятиях все еще означает, что тебя внесут в черные списки, все еще могут за это уволить с работы. Группа, подобная «Памяти», где открыто обсуждались самые что ни на есть еретические идеи, это псевдополитическое движение, замешенное на расизме и национализме, не могло бы существовать без какой-то формы покровительства сверху, «крыши», как это называется по-русски. Откуда исходило покровительство, Дугин, по его словам, не знал: «Васильев говорил, крыша в ЦК. Но я не знаю, правда ли это, он меня в свои дела не посвящал».

Васильев, чей выплескивающийся в речах поток сознания мало кто мог разобрать, был, по словам Дугина, «актером и шизофреником». Легко отмахнуться от него, как от крикливого фашиста. Большевистскую революцию он объяснял еврейским заговором и придумал герб «Памяти»: двуглавый царский орел с зазубренной молнией в когтях, смахивающей на нацистскую свастику. Он был убежденным антисемитом, часто разражался речами о сионистском заговоре (сионисты убили Николая II и спаивают Россию). Как-то раз он назвал Адольфа Эйхмана «представителем еврейского народа», в другой раз предупредил: если проигрывать записи рок-музыки задом наперед, можно расслышать присягу Сатане. Он читал на собраниях вслух «Протоколы Сионских мудрецов» и добивался издания этого запрещенного цензурой пасквиля.

Однако «Память» была более изощренным и более ориентированным на истеблишмент организмом, чем догадывалось большинство наблюдателей. Задним числом имеет смысл всмотреться в ее программу: лидеры предлагали канонизировать Николая II, восстановить храм Христа Спасителя в Москве, запретить коммунистическую идеологию и пропаганду атеизма. Каждое из этих требований будет осуществлено в ближайшее десятилетие властью, которая придет на смену компартии.

Деятельность «Памяти» направлялась все более демагогическими речами Васильева. В промежутках между его выступлениями сподвижники распространяли магнитофонные и печатные записи речей. Но Васильев был параноиком, он являлся на собрания в накладной бороде, уверяя, что маскировка необходима: он скрывается от преследующих его по пятам сионистских убийц.

С товарищами по партии он ладил с трудом. Дугин, например, утверждает, что никогда не склонялся к антисемитизму и не принимал участия ни в каких видах антисемитской деятельности, тем более в актах насилия: «Насилия не было. Нет ни одного установленного факта насилия в отношении евреев, никаких погромов. Только разговоры. Я и разговоры не защищаю, но должен сказать, тогда это было допустимо, – тогда, но не сейчас».

«Память» стала первым независимым политическим движением в СССР (помимо Коммунистической партии), которое пользовалось некоторой свободой действий, а почему так случилось – этот вопрос остается без ответа. В отличие от появившегося позднее либерального конкурента, «Демократического союза», «Память» явно рассчитывала на некую официальную поддержку, ей разрешалось даже проводить демонстрации, именно «Память» стала организатором первой несанкционированной публичной демонстрации за всю историю СССР – пятьсот человек собрались в мае 1987 года на Манежной площади перед Кремлем. Существуют две теории для объяснения особого отношения к «Памяти». Одни считают, что в высших эшелонах КПСС и КГБ находились симпатизирующие национализму представители «Русской партии» и они закрывали глаза на выходки Васильева, видя в нем потенциального союзника. В пользу этой версии говорит и тот факт, что «Память» неугомонно критиковала и поносила противников жесткой линии, например Александра Яковлева, который стал правой рукой Горбачева и проводил либеральные реформы. В интервью, опубликованном в 1997 году, Яковлев со всей уверенностью назвал «Память» проектом КГБ:

А начиналось все достаточно мирно. «Память» поначалу была организацией с весьма благородными целями. Она состояла из реставраторов и любителей истории, которые занимались сохранением памятников старины. Потом КГБ внедрил туда своего человека – фотографа Дмитрия Васильева сотоварищи. Организация занялась «политикой» – борьбой с сионизмом. Реставраторы «Память» покинули, КГБ выделил Васильеву большую новую квартиру – под штаб[289].

По мнению Яковлева, КГБ хотел таким образом «выпустить пар» диссидентского движения, но вскоре утратил контроль над «Памятью». «Позже от «Памяти» стали отпочковываться новые, еще более экстремистские нацистские организации. Таким образом, КГБ организационно породил российский фашизм».

Когда в 1991 году был открыт архив Коммунистической партии, связь «Памяти» с КГБ сделалась очевидной: выяснилось, что Васильев имел в КГБ псевдоним «Вандал», то есть его отношения с КГБ были отнюдь не поверхностными. Досье отражает усилия гебистов по нейтрализации Васильева, они хотели отстранить его от руководства «Памятью» и расколоть движение. «Осуществлено мероприятие по дальнейшему углублению раскола Национально-патриотического фронта «Память» и компрометации Васильева («Вандал»).»