Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи - [105]

Ельцин ловко сумел свалить вину за порожденный экономическими реформами хаос на премьер-министра, тридцатипятилетнего «вундеркинда» Егора Гайдара (по настроению, Ельцин то увольнял его, то приближал к себе) и на загадочного экономиста Анатолия Чубайса, осуществлявшего приватизацию. Сам Ельцин по-прежнему сохранял популярность: когда парламент пригрозил ему импичментом, он провел референдум и победил, набрав 59 %. Но его влияние шло на убыль, и российская политическая система вновь соскальзывала в конфликт. Летом 1993 года Ельцин обдумывал возможность распустить парламент и провести выборы заново, а его противники готовились к повторной попытке импичмента, но ни та, ни другая сторона не набирала достаточной политической поддержки для решающего удара.

События сентября-октября 1993 года завершились вооруженным столкновением в центре Москвы, самым жестоким противостоянием в столице с 1917 года. Дело едва не дошло до полномасштабной гражданской войны. Мотивы обеих сторон и их поведение поныне остаются в высшей степени загадочными. Когда этот конфликт разрешился, президент США Билл Клинтон заявил, что Ельцин сделал «все, что в его силах», дабы избежать кровопролития, однако со временем появляется все больше доказательств того, что Ельцин стремился к кровопролитию, хотел силой добиться того, что не получалось осуществить политическими средствами: уничтожить оппозицию, приостановить действие конституции, в одностороннем порядке изменить баланс законодательной и исполнительной власти, резко расширив полномочия президента. Именно так он и поступил.

21 сентября Ельцин подписал «Указ № 1400» – о роспуске парламента. В мемуарах он откровенно признает эту меру неконституционной, однако, парадоксальным образом, это был единственный способ отстоять демократию в России, как он утверждает: «Президент формально нарушает конституцию, идет на антидемократические меры, разгоняет парламент – ради того, чтобы демократия и законность утвердились в стране»[356].

Вновь в центре противостояния оказался пресловутый Белый дом, уже знакомый западным телезрителям символ свободы, то самое место, где в августе 1991-го Ельцин стоял непоколебимо, призывая оказать сопротивление заговору генералов. На этот раз роли переменились: Руцкой и Хасбулатов, подготовив мятеж, забаррикадировались в Белом доме. Политическая конфронтация с каждым днем принимала все более уродливые формы, московская мэрия отключила в здании парламента свет и воду. Но парламент держался твердо и проголосовал за импичмент – и Ельцин со своим решением распустить парламент ступил на весьма тонкий политический лед. Несколько дней сохранялось хрупкое равновесие. Армия не хотела вмешиваться в политику, как в 1991 году и во время борьбы за независимость в республиках перед распадом Советского Союза, однако стало ясно, что решить исход противостояния способна лишь армия.

Интересный момент: хотя электричество в здании парламента отключили сразу, МВД понадобилась неделя, чтобы окружить здание колючей проволокой и милицейским кордоном. Такая отсрочка дала возможность множеству людей – политическим лидерам, отставным генералам, юнцам в поисках приключений, недовольным пенсионерам и всем желающим – проникнуть в здание. Сотни людей болтались по коридорам, собирались при свечах, и никто не брал на себя руководство.

Руцкой назначил министром обороны Владислава Ачалова, бывшего генерала-танкиста, уволенного из армии за поддержку путча 1991 года. Он принял роковое решение (задним числом очевидно, что это был грубый просчет): обратился за поддержкой к вооруженным группировкам внутри патриотической оппозиции. Таким образом в сумрачных, освещенных лишь пламенем свечей коридорах Белого дома появились Дугин, Проханов, Лимонов и другие националисты. На Дугина все это произвело гнетущее впечатление: «Там был хаос. Все бродили вокруг и думали, что получат посты в правительстве, будут править страной. Никто не думал, что его попросту убьют».

Хасбулатову и Руцкому казалось, что появление в Белом доме радикалов усиливает их позиции, но на самом деле соединиться с националистической оппозицией было чудовищной ошибкой. Руководители мятежа не понимали, что им предстоит. Они собирались драться за здания, за кварталы, а реальная битва шла за телеэкраны и мировое общественное мнение.

Только это и сдерживало Ельцина. Сил ему хватало, он задействовал в этом кризисе лишь малую часть из бооо омоновцев[357]. Он располагал армейским спецназом, крепкими ребятами-коммандос, подчиняющимися Федеральной службе безопасности (ФСБ уже пришла на смену КГБ) и Министерству внутренних дел, и хотя официально армия соблюдала нейтралитет, но контролировал ее тоже Ельцин. Таманская мотострелковая дивизия, которую уже вводили в Москву двумя годами ранее, размещалась в часе ходьбы от столицы, как и Кантемировская танковая дивизия. Ельцину не хватало только законного обоснования, чтобы пустить в ход все эти силы. Если бы он в первый же день объявил чрезвычайное положение и обстрелял парламент, это вызвало бы возмущение во всем мире и, вполне вероятно, могло спровоцировать мятеж в армии. Но присутствие в парламенте и вокруг него банд коммунистов, наемников, криптофашистов и неонацистов обеспечило ему необходимое оправдание, чтобы пустить в ход крайние средства – прежде всего, чтобы назвать действия парламента «вооруженным фашистско-коммунистическим мятежом». Эти слова прозвучали 4 октября, а через час танки открыли огонь.