Черный тюльпан. Капитан Памфил. История моих животных - [19]

Завистник был, конечно, на своем посту.

Сначала он увидел, как осветились стены и стекла.

Затем появились две тени.

Одна из них, большая, величественная, села за стол, на который Корнелиус поставил светильник.

И Бокстель узнал бледное лицо Корнелия де Витта, длинные, на пробор расчесанные волосы, спадавшие ему на плечи.

Главный инспектор плотин, сказав Корнелиусу несколько слов — по движению губ содержания их завистник не мог угадать, — вынул из внутреннего кармана и передал ему тщательно запечатанный белый пакет. По тому, с каким видом Корнелиус взял этот пакет и спрятал в один из своих шкафов, Бокстель заподозрил, что это были очень важные бумаги.

Правда, сначала он подумал, что драгоценный пакет содержит какие-нибудь луковицы, только что прибывшие из Бенгалии или с Цейлона; но он тут же сообразил, что Корнелий не разводил тюльпаны и занимался только людьми — тоже растениями, но на вид менее приятными, да и цветения от них гораздо труднее добиться.

И он пришел к мысли, что пакет содержит просто-напросто бумаги и что бумаги эти политического характера.

Но зачем его соседу бумаги, касавшиеся политики? Ведь ученый Корнелиус не только чуждался этой науки, но даже хвастался этим, считая ее более темной, чем химия и даже алхимия.

Без сомнения, Корнелий, поскольку ему уже угрожала утрата популярности у своих соотечественников, предусмотрительно передал своему крестнику ван Барле пакет на хранение. И это было тем более дальновидно со стороны Корнелия, что, конечно, не у Корнелиуса, чуждого всяких политических интриг, станут искать эти бумаги.

К тому же, если бы пакет содержал луковички, Корнелиус (а Бокстель хорошо знал своего соседа) не выдержал бы и тотчас стал бы рассматривать их как знаток, чтобы по достоинству оценить сделанный ему подарок.

Он же, наоборот, почтительно взял пакет из рук инспектора плотин и так же почтительно положил его в ящик, засунув в самую глубь: с одной стороны, вероятно, для того чтобы его не было видно, а с другой — чтобы он не занимал слишком много места, предназначенного для луковиц.

Когда пакет был положен в ящик, Корнелий де Витт поднялся, пожал руку крестнику и направился к двери.

Корнелиус поспешно схватил светильник и бросился вперед, чтобы получше осветить ему путь.

Огонь постепенно удалялся из застекленной комнаты, потом он замерцал на лестнице, затем — в вестибюле и наконец — на улице (на ней еще было много людей, желавших взглянуть, как инспектор плотин снова сядет в карету).

Завистник не ошибся в своих подозрениях: пакет, переданный Корнелием и заботливо спрятанный крестником, содержал в себе переписку Яна с г-ном де Лувуа.

Однако, как об этом рассказывал брату Корнелий, пакет был вручен таким образом, что не вызвал у крестника ни малейших подозрений о политической важности содержащихся в нем бумаг.

При этом он дал единственное указание — не отдавать пакет никому, кроме него самого или по его личной записке, не отдавать никому, кто бы этого ни потребовал.

И Корнелиус, как мы видели, запер пакет в шкаф с редкими луковицами.

Когда главный инспектор плотин уехал, когда затих шум и погасли огни, наш ученый и вовсе перестал думать о пакете. Но о нем, наоборот, весьма задумался Бокстель; он, подобно опытному лоцману, видел в этом пакете отдаленное незаметное облачко, которое, приближаясь, растет и таит в себе бурю.

Вот все вехи нашей повести, расставленные на этой тучной почве, которая тянется от Дордрехта до Гааги. Тот, кто хочет, пусть следует за ними в будущее, которое раскрывается в следующих главах; что касается нас, то мы сдержали данное нами слово, доказав, что никогда ни Корнелий, ни Ян де Витт не имели во всей Голландии таких яростных врагов, какого имел ван Барле в лице своего соседа мингера Исаака Бокстеля.

Тем временем, благоденствуя в неведении, ван Барле подвинулся на своем пути к цели, намеченной обществом садоводов Харлема: из темно-коричневого тюльпана он вывел тюльпан цвета жженого кофе.

Возвращаясь к Корнелиусу в тот самый день, когда в Гааге произошли знаменательные события, о которых мы уже рассказывали, мы застаем его около часу пополудни у одной из грядок. Он снимал с нее еще бесплодные луковицы от посаженных тюльпанов цвета жженого кофе; их цветение ожидалось весной 1673 года, и оно должно было дать тот знаменитый черный тюльпан, которого добивалось общество садоводов Харлема.

Итак, 20 августа 1672 года в час дня Корнелиус находился у себя в сушильне. Поставив ноги на перекладину стола, а локти — на скатерть, он с наслаждением рассматривал три маленькие луковички, полученные от только что снятой луковицы: луковички безупречные, неповрежденные, совершенные — неоценимые зародыши одного из чудеснейших произведений науки и природы, которое в случае удачи опыта должно было навсегда прославить имя Корнелиуса ван Барле.

"Я выведу большой черный тюльпан, — говорил про себя Корнелиус, отделяя луковички, — получу обещанную премию в сто тысяч флоринов и раздам их бедным Дордрехта; таким образом, ненависть, что вызывает каждый богатый во время гражданской войны, утратит свою остроту и я, не опасаясь ни республиканцев, ни оранжистов, смогу по-прежнему содержать свои гряды в отличном состоянии. Тогда мне не придется больше опасаться, что во время бунта лавочники из Дордрехта и моряки из порта придут вырывать мои луковицы, чтобы накормить ими свои семьи, как они мне иногда грозят втихомолку, когда до них доходит слух, что я купил луковицу за двести или триста флоринов. Это решено: я раздам бедным сто тысяч флоринов, премию Харлема. Хотя…"