Черный треугольник - [7]

- Мы говорили об этом ящике, - напомнил я.

- Да, мы говорили об этом ящике, - согласился он. - И я вам сказал, что камни бессмертны. Это правда. Но некоторые из камней стареют и подвержены болезням. Нет, не бриллианты, другие. Теряют свой благородный цвет рубин-балэ, хризопраз, опал, миасские сапфиры... Чтобы вернуть молодость бирюзе, ее кладут в горячую мыльную воду или дают проглотить гусю. Желтые бразильские топазы запекают в хлеб. Но большинство камней лечат сырой землей. - Теперь я начал что-то понимать. - Земля, - продолжал Кербель, возвращает самоцветам молодость. Вот, посмотрите. - Он поднес к моим глазам продолговатый темно-розовый камень величиной с крупную фасоль. - Полюбуйтесь на густоту окраски, блеск, игру. Это рубин-балэ, камень, который высоко ценят французские ювелиры и который занимает почетное место в тиаре римского папы. В патриаршей ризнице три таких камня. Этот украшал посох патриарха Адриана. Еще три месяца назад самоцвет страдал старческой немощью. Я его закопал в землю, вот сюда, в это отделение, и сдобрил землю порошком, который завещал мне отец. И вот он снова молод...

- Во время ограбления ризницы в этом ящике были камни?

- Да, конечно.

- Они похищены?

- Нет. Никто ящика не трогал и не копал землю.

- Среди грабителей не было сведущих в ювелирном деле, - подал голос Борис, прислушивавшийся к нашему разговору.

Не ахти много, но уже что-то...

- Какова приблизительная стоимость похищенных камней? - спросил я у Кербеля.

Он то ли засмеялся, то ли закашлялся:

- Красоту, как и божью благодать, нельзя исчислить деньгами. Скажите мне, сколько стоят дары святого духа, небо, звезды, солнце? Им нет цены.

- Солнце, звезды и дары святого духа не выставляются в витринах ювелирных магазинов, - сказал я. - Сколько бы заплатил за похищенные камни торговец ювелирными изделиями?

- Восемь, десять, может быть, двенадцать миллионов рублей, - безучастно сказал Кербель. - Не знаю...

Выяснив, что сведения о "распилах снизу вверх" внесены в протокол осмотра места происшествия, Дубовицкий счел свою миссию законченной. Сославшись на неотложные дела, он уехал вместе с Суховым и Волжаниным. Незаметно исчез Кербель: то ли ушел, то ли растворился в воздухе.

Артюхин, привалившись грудью к верстаку, пил чай. Пил из блюдца, растопырив толстые волосатые пальцы, прихлебывая и громко хрустя сахаром.

- Изволите для начала протоколы изучить? - не без иронии спросил меня Борин.

- Нет, не изволю. Для начала мы с вами побеседуем.

- Как прикажете. - Борин усмехнулся, выставил вперед свою седоватую бородку. Она у него была такой же ухоженной, как у Дубовицкого. Они вообще походили друг на друга уважительным отношением к своей внешности. Но этим сходством и ограничивалось. Отпрыску захудалого дворянского рода Борину, видно, пришлось испытать немало мытарств и унижений. В отличие от Дубовицкого сей желчный господин хорошо знал, почем фунт лиха.

- Почитаю своей обязанностью доложить, что хвастать покуда нечем, сказал он. - Бумаг преизбыточно, а толку не вижу.

- Преступники не оставили следов?

- Нет, этого я отнюдь не утверждаю. Следов на десять ограблений хватит. Я, к примеру, обнаружил отпечатки пальцев. Господин Волжанин высказал небезынтересную идею об узлах на решетке. Узлы морские, так называемые "рифовые". Следовательно, можно предположить, что, по меньшей мере, один из грабителей сведущ в морском деле. Но что со всем оным прикажете делать? Картотеками регистрации уголовников мы не располагаем. Они разгромлены толпой еще в марте семнадцатого. Агентуры мы тоже лишились. Господин Дубовицкий считает агентуру позором для русской демократии... И наконец, учтите обстановку в Москве после амнистии, объявленной Временным правительством. Мы не успеваем не только ловить уголовников, но даже регистрировать преступления. Мы беспомощны. До революции мы знали: этот карманник, и он никогда не будет участвовать в ограблении. Этот - домушник, специалист по квартирным кражам. А нынче карманники занимаются бандитизмом, домушники идут на мокрые дела...

Я дал ему выговориться и достал из кармашка часы.

- А теперь выслушайте меня. Вы, уважаемый Петр Петрович, проговорили пятнадцать минут. - Я постучал ногтем по циферблату. - Ровно пятнадцать, и не сказали почти ничего, что бы представляло практический интерес.

- Позвольте... - начал было Борин, но я его оборвал:

- Нет, не позволю, Петр Петрович. Глубоко сожалею, но вынужден вам напомнить, что вы находитесь при исполнении служебных обязанностей и докладываете обстановку своему начальнику, заместителю председателя Московского совета милиции. На дальнейшее же попрошу учесть, что теперь вы будете работать непосредственно под моим руководством, так как расследование поручено мне. А я привык ценить время и не намерен выслушивать ваши мысли по вопросам, не имеющим касательства к розыску.

Наступило молчание. Артюхин поставил на стол блюдечко с чаем. Борин побледнел, затем лицо его пошло багровыми пятнами.

- Если желаете, можете закурить, - разрешил я. - Говорят, это успокаивает нервы.

Чувствовалось, что бывшему полицейскому стоит неимоверных усилий сдержаться. Но он все-таки сдержался: сказалась многолетняя закалка. Прежний режим умел воспитывать своих чиновников: даже керенщина и та их не испортила...