Черный список - [35]

— Конечно, конечно. Ну что ж, Гена, спасибо вам.

Гольдман ушел, не скрывая облегчения, а мы с Сергеем засекли время и начали воспроизводить передвижения Ольги Доренко за четыре минуты, с 21.14 до 21.18. Отошли к стеклянной входной двери и быстрым шагом направились к лифту. Когда дверь кабины открылась, поднялись на 16-й этаж, где находился номер Ольги Доренко и Люси Довжук. Номер был в самом конце необозримо длинного коридора. Подойдя к двери, я торопливо вставил ключ в замочную скважину. Ключ не поворачивался. Я стал дергать им вправо и влево, но замок, судя по всему, заело.

— Здесь замок сломан, — сказал стоявший у меня за спиной Лисицын. — Мы тоже всякий раз мучаемся.

Наконец ключ провернулся, я распахнул дверь, сделал жест рукой, словно зашвыривая с порога сумку на кровать, закрыл дверь и запер. Как ни странно, при обратном движении замок не заедало. Почти бегом мы ринулись назад к лифту, спустились вниз, в гостиничный холл. Семь минут.

— Не получается, — констатировал я. — Давай пробовать еще раз с учетом того, что Ольга могла суметь открыть дверь номера с первой попытки.

Мы повторили маршрут, на этот раз не пытаясь справиться с замком, а просто остановившись возле двери и выждав шесть-семь секунд — ровно столько, сколько нужно, чтобы ловко открыть замок, швырнуть сумку в комнату и захлопнуть дверь. И снова у нас получилось намного больше четырех минут.

— Погоди, Сережа, все не так, — вдруг сказал я. — Ведь Ольга не подходила к портье за ключом. Стало быть, она рассчитывала, что Люся в номере. Но Люся-то была на пресс-конференции. Ольга очень торопилась и могла сообразить это, только поднимаясь в лифте. Тогда она могла вообще идти не к себе в номер.

— А куда?

— А черт его знает! — в сердцах бросил я. — К любовнику, например. Он, кстати, мог жить на одном из нижних этажей.

— А кто ее любовник?

— Да кто ж это знает! — рассмеялся я. — На этих фестивалях идет повальная случка, трахаются все и со всеми. Кто же знает, кто был партнером Ольги в тот день. Только, может быть, Люся, но и ее теперь не спросишь.

— Не знаю, Владислав Николаевич. — Сережа с сомнением покачал головой. — Не вяжется.

— Что у тебя не вяжется?

— Если в это время шла пресс-конференция, то как Доренко могла быть уверена, что застанет кого-то в номере? Я так понял, что в это время участники фестиваля по номерам не сидят, они или с прессой общаются, или гудят в ресторане. На кого же Доренко могла рассчитывать?

— Правильно, Серега. Ни на кого. Или на того, кто всегда на месте, у кого номер постоянно открыт. Оргкомитет или пресс-бюро.

Оргкомитет находился на втором этаже, поэтому мы начали с него. Это был большой двухкомнатный номер, где круглосуточно кто-нибудь дежурил, трещал телефон, жужжал факс. Мы беспрепятственно вошли в открытую дверь и стали объяснять молоденькой девушке с мальчишеской стрижкой, зачем явились. Она согласно кивнула и вместе с нами принялась искать сумку, фиолетовую с желтыми ручками. Сумка нашлась, хотя на поиски ушло довольно много времени. С трудом сдерживая возбуждение, мы заглянули в нее и разочарованно вздохнули. В сумке лежали чьи-то мокрые плавки и полотенце.

— Чья это сумка? — спросил Сергей у девушки.

— По-моему, Саши Грозовского, он вечно забывает повесить плавки сушиться, а потом жалуется на свою забывчивость.

— И давно у него эта сумка?

Я все еще не оставлял надежду, что это могла быть сумка Доренко, которую та забросила второпях в комнату оргкомитета и которую потом кто-то нашел, содержимое куда-то выложил и стал носить в ней купальные причиндалы.

— Ой, ну я не помню. Кто на это внимание обращает?

– А где сейчас Грозовский?

Она пожала плечами, всем своим видом показывая, что в ее обязанности не входит следить за сотрудниками и тем более за чужими сумками.

На поиски Саши Грозовского ушло часа два. Как оказалось, эти два часа мы потеряли впустую. Сумку он купил в киоске возле гостиницы неделю назад.

Понурые и расстроенные, мы поднялись на 16-й этаж в пресс-бюро. Их комната находилась в самом начале коридора, рядом с лифтом, и дверь была открыта нараспашку. Я осторожно заглянул в помещение, где царила суета и стоял гвалт. Фотографы, корреспонденты, редакторы, корректоры сидели друг у друга на головах и готовили очередной выпуск ежедневного четырехполосного «Вестника кинофестиваля». Я не стал ни с кем заговаривать, тем более что на меня никто внимания не обратил, а просто шагнул в прихожую и открыл дверцы стенного шкафа.

Сумка лежала на полке. Фиолетовая с желтыми ручками. Я был совершенно уверен в том, что это — та самая сумка, а не просто похожая, как найденная в номере оргкомитета. Осторожненько закрыв шкаф, я на цыпочках вышел в коридор.

— Я сматываюсь, — прошептал я Сереже Лисицыну, — вызывай следователя и изымай сумку.

— Может, сами возьмем да посмотрим, что в ней?

— Не моги. Я специально с Татьяной консультировался. Если в ней какая-нибудь улика, поди потом доказывай, что ты ее не подбросил.

— Но мы же только посмотрим, — взмолился он.

— Ага, а потом следователь ее на экспертизу отправит, найдут наши с тобой пальчики, и начнется все сначала. Если ты сейчас в нее полезешь, то во избежание неприятностей тебе придется просить сотрудников быть чем-то вроде понятых, которые потом подтвердят, что ты действительно нашел сумку именно здесь и ничего в нее не подложил. Стало быть, тебе придется остаться и глаз с нее не спускать, поскольку среди присутствующих могут оказаться заинтересованные лица. А кто будет вызывать следователя и всех остальных? Да при такой ситуации твой любимый начальник через десять минут узнает, что я все-таки влез в это дело, несмотря на его недвусмысленные высказывания. Все, Серега, я побежал. Сообщи потом, что в сумке лежит, ладно? Буду ждать. Кстати, ты мою Мезенцеву нашел?