Черный соболь - [6]

Пропустив впереди себя рабочих, он вышел и осторожно прикрыл дверь. В конторе сразу стало тихо.

— Что, тяжело приходится? — Абашеев кивнул на дверь. — Крепко они за вас взялись.

— Крепче некуда, — согласился Алексей Михайлович, проведя рукой по волосам. — Вот спорю с ними, убеждаю, а сам готов сквозь землю провалиться!

— А что так?

— Да все поставлено вверх ногами. Досталось мне наследство — врагу не пожелаю. За что ни возьмись — везде огрехи, да какие!

Спохватившись, он посмотрел на Абашеева.

— Вы ко мне?

Следователь коротко объяснил, что хотел бы вернуть на работу Таюрского, который раньше работал в партии завхозом.

— Думали мы тут с депутатом сельсовета… Да, оставлять парня нельзя, неустойчивый товарищ.

Алексей Михайлович на минуту задумался.

— Помнится, говорил мне что-то наш бухгалтер. Сам-то я тут недавно…

Он постучал в фанерную перегородку.

— Иван Ильич! Зайди.

Вошел бухгалтер.

— Как ты насчет Таюрского? — спросил Алексей Михайлович. — Может, возьмем обратно?

— Отчего не взять? — Бухгалтер присел на краешек стула. — Человек он старательный, работящий. Только пойдет ли? Он ведь из-за Ромина уволился, вроде друзьями были.

Он вышел и минут через пять вернулся, держа подмышкой толстую конторскую книгу.

— Вот, видите? — Он положил книгу на стол. — Уволен по собственному желанию.

Книга наполовину была исписана крупным размашистым почерком, и Алексей Михайлович с любопытством стал ее перелистывать.

— Это что же, Ромин все написал?

— Кто же еще? — Бухгалтер заглянул в книгу через плечо начальника. — Его любимое занятие было. Рабочие в поле, а он, бывало, все в конторе сидит. Кому выговор напишет, на кого начет сделает.

— А это кто такой? — Алексей Михайлович подчеркнул какую-то фамилию. — Тоже из солидарности уволился?

— Березовский-то? — Близоруко прищурясь, бухгалтер наклонился еще ниже. — А этот завбазой был, грузы нам сплавлял.

— Грузы? — Начальник отодвинул книгу в сторону. — Добрая ты душа, как я посмотрю. Сплав-то когда прошел? В августе. А Березовский этот лишь в декабре уволен. За что ж вы ему деньги платили?

— Не такой уж он добрый. — Абашеев повернулся к бухгалтеру. — Скорее наоборот. Тут мне старик один на вас жаловался… из-за аренды.

— Орлов, что ли? — Бухгалтер невесело усмехнулся. — Уж молчал бы лучше, куркуль старый. Распустил их тут Ромин, вот они на голову и сели.

— Ну, какой же он куркуль? — Абашеев вспомнил расстроенного Ивана Михайловича. — Мне кажется, двадцать рублей в месяц не так уж и много.

— Двадцать? — От негодования у бухгалтера даже голос сел. — Это он вам сказал? А сто двадцать не хотите? То-то и оно. Да еще лодку какую-то приписал, будто мы у него брали. А у него ее сроду не было, хоть кого спросите.

— Что там, договор, что ли? — Алексей Михайлович заинтересованно поднял голову. — Ну-ка давай его сюда, посмотрим. Старик-то этот и ко мне приходил.

— Нет договора, — бухгалтер виновато покосился на начальника. — Сергей Николаевич с собой повез, отчитываться…

Выйдя из конторы, Абашеев некоторое время постоял на крыльце, глядя, как ветер поднимает с крыш cyxyiq снежную пыль. После посещения начальника партии у него остался неприятный осадок, и сейчас он пытался разобраться в его причинах. Какой-то Березовский, которому четыре месяца зря платили зарплату, и совсем уж непонятная история с Орловым. Неужели старик говорил неправду?

Эти неожиданно появившиеся вопросы никак не были связаны с делом, из-за которого он сюда приехал, но Абашеев чувствовал, что уже не сможет уехать обратно, не попытавшись как следует в них разобраться. Его все больше начинала интересовать противоречивая фигура бывшего начальника партии, с которым он случайно столкнулся в аэропорте. И рабочие, и бухгалтер отзывались о нем не очень одобрительно, а вот Таюрский даже уволился из-за его отъезда… Кстати, с Таюрским надо было поговорить о работе, и следователь свернул к покосившемуся ветхому дому, который еще утром показал ему Золотухин.

* * *

Против ожиданий Таюрский от возвращения на работу отказываться не стал. Он хмуро выслушал следователя, стараясь не встречаться с ним взглядом, и, повернувшись к матери, сказал, чтобы завтра его разбудила. пораньше. Он уже проспался после вчерашнего, был побрит, и в мятом, но чистом коричневом костюме выглядел бы совсем нормально, если бы не выражение какой-то обреченности, казалось, навсегда застывшее на его опухшем лице с покрасневшими глазами.

Когда следователь попросил его выйти из дома минут на тридцать, он ничуть не удивился и, надев ватник, плотно прикрыл за собой дверь.

Мать Таюрского, полная женщина с оплывшим бледным лицом, долго не могла понять, чего от нее добивается следователь.

— Сергей Николаевич-то?.. Хороший был человек, приветный, ничего не скажу. И к Вале завсегда с уважением. Вот и уезжал когда, прощаться приходил. На фартук мне подарил, а Вале нож охотничий. Валя-то ему соболиную шкурку дал. Хорошая такая шкурка, темная совсем, а на горле пятнышко…

— Разрешите? — В комнату вошел Золотухин. — Тут к вам рабочий один пришел, от Королева, нового начальника партии. Сказать, чтоб подождал?

Абашеев вспомнил, что просил Королева сообщить, если появится что-нибудь новое о договоре с Орловым или о работе в партии Березовского.