Черный соболь - [16]

Оказывается, Кешка Золотухин начал что-то подозревать и совсем недавно ходил по деревне, опрашивая людей, с которыми были заключены написанные Валькой липовые договоры…

— Понял теперь? — Ромин понизил голос. — Мне-то что, я о тебе забочусь. А так — уйдешь, и концы в воду.

Нет, рассказать Варе про этот разговор Валька не мог. Да и зачем? Она все равно ничего бы не поняла, только напугалась. Валька и сейчас помнил, как изменилось и без того бледное варино лицо, когда он сказал ей про меха. А что меха? Так, пустяки. С договорами-то было похлеще. Поначалу он никак не соглашался писать эту липу. И не потому, что боялся, просто ему было не по себе. Он мог свалить сохатого не в сезон, бросить в реку самодельную гранату и потом ждать, пока стерлядь или таймень, оглушенные взрывом, всплывут кверху брюхом. Это было ему привычно, хотя и запрещалось. Но подделать договор и положить деньги себе в карман? Это было еще хуже, чем вынуть добычу из чужого капкана. Но Сергей Николаевич очень просил, и в конце концов Валька сдался. Чего не сделаешь для друга?

…Он накричал тогда на Варю, чтобы отвязалась, и даже бросил на пол тарелку, которая разлетелась на мелкие кусочки. А Варя только испуганно на него смотрела, прижав к груди руки, и старалась не заплакать.

И это окончательно вывело его из равновесия. Уж лучше бы она его обругала, что ли… Валька и сам теперь не понимал, почему он ее ударил. То ли со злости на себя самого и неудачную свою жизнь, то ли с досады на Ромина, а может быть, просто потому, что ему нечего было ей ответить?..

Ему стало холодно, разгоряченное тело охватывал озноб, и Валька неохотно повернул обратно. Он шел, стараясь попадать в торопливые свои следы, темнеющие на. глубоком снегу, и все думал, думал…

Он проходил как раз по тому месту, где охотник наткнулся на Варю, замерзшую и засыпанную снегом, и ему вдруг подумалось, что она ушла от него не только потому, что он тогда сгоряча ее ударил. Он обещал ей бросить пить, начать нормально работать, а на деле все больше запутывался в этих роминских делах, и Варя поняла, что он конченный человек и никогда уже не будет таким, как все честные люди. Вот и следователь тоже понял это сразу. А Ромин? Что, если тот как раз поэтому и начал так усиленно набиваться к Вальке в друзья?

Валька вспомнил, как месяца три назад, когда он только еще начинал заниматься мехами, к нему неожиданно подошел на улице Золотухин. Сначала Валькя подумал, что Кешка будет о чем-нибудь допытываться, и насторожился, но тот повел разговор совсем о другом.

Я вот думаю все, — нерешительно начал Золотухин, глядя прямо в припухшие валькины глаза, — для чего это Ромин тебя в завхозы взял? Мы ведь с ним насчет бурения говорили. Специальность бы получил хорошую, да и заработок лучше.

В то время Валька ни о чем еще не задумывался, и эти слова его удивили. Ему-то какая забота?

— Ты сам посуди, — продолжал Иннокентий, словно не замечая его настороженного молчания. — Ромин, когда тебя брал, знаешь, чем интересовался? И кто ты такой, и правда ли, что про тебя говорят, будто браконьерствуешь. И какие у тебя друзья…

— Ну, а ты? — Валька еще ничего не понимал.

— Да уж врать не стал. Все рассказал, как есть, чего там. Думал, у станка тебя поставит: при деле будешь, да и от баловства подальше. А тут вон как вышло…

Может, и в самом деле Ромин устроил его на работу лишь для того, чтобы Валька доставал ему меха, да помогал писать липовые эти договора, будь они трижды прокляты… А соболь? Он взял его и тут же продал…

— Вот это товар — сказал тогда Ромин, заворачивая шкурку в полотно задрожавшими руками.

В тот вечер Валька и внимания не обратил на эти его слова. Просто ему было приятно, что подарок понравился, и, может быть, только поэтому он их и запомнил. Нр сейчас они неотступно вертелись у него в голове. Товар… Ромин думал только о деньгах, и больше ни о чем. Он, наверное, забыл о Вальке сразу, как только сел в машину и захлопнул дверцу. А Валька надеялся, что он сохранит соболя на память о тех днях, когда они ходили на охоту, а потом сидели у костра, и Валька рассказывал ему свою жизнь, и про то, как они познакомились с Варей. Что ж, может быть, Ромин и вспоминает еще о нем, о дураке, на простоте которого он неплохо заработал.

Подумав об этом, Валька пошел медленнее, а потом и совсем остановился. Он не был трусом и понимал, что рано или поздно ему все равно придется отвечать либо за сохатого, добытого без лицензии, либо за молоденьких кабарожек, которых он губил десятками, либо за тайком намытое золотишко, тщательно припрятанное в тайге. Но мысль, которая только что промелькнула у него в голове, и притягивала и пугала его одновременно.

Из дружбы к Ромину он пошел на нехорошие дела, из дружбы уволился с работы и поругался с Варей, из дружбы до сих пор молчит о том, почему он ударил ее в тот страшный день. Валька знал, что был виноват в ее смерти, эта вина лежала у него на душе тяжелым камнем, и не раз его так и подмывало пойти к следователю, и рассказать ему все, как было. Но рассказать обо всем — значило подвести Сергея Николаевича, который надеялся на его дружбу, и Валька упорно молчал, только скрипел по ночам зубами, пугая чутко спавшую мать.