Черный русский. История одной судьбы - [3]

* * *

Был уже поздний час, но Дженкинс был так потрясен известием, что не мог дожидаться утра. Он немедленно принялся связываться со всеми находившимися в городе американцами, веля им как можно скорее собирать вещи и ехать в порт, пока еще можно было поймать извозчика. Затем он стал сжигать все шифрограммы в консульстве и упаковывать шифровальные книги. Трудясь всю ночь напролет, он сумел собрать всю свою группу. И рано утром в четверг, 3 апреля, посадил людей на два судна: это были корабль Его Величества «Скёрмишер», согласившийся принять большинство американских – консульских и прочих – служащих, и «Император Николай», российский корабль, который французы предоставили в распоряжение консулам нескольких стран-союзниц – Франции, Великобритании, Греции и Соединенных Штатов. Американский контингент на «Императоре Николае» был одним из самых небольших: наряду с еще шестнадцатью штатскими в него входили Фредерик, его жена Эльвира и три сына в возрасте от четырех до двенадцати лет – Брюс, Фредерик-младший и Михаил. Должен был быть еще четвертый ребенок, его семнадцатилетняя дочь Ольга, но она в последнюю минуту куда-то пропала, и никто не знал, где она.

Ольга жила отдельно от семьи, ее поселили в гостинице – возможно, из-за крайнего перенаселения и нехватки комнат в городе, заполненном беженцами, а возможно, оттого, что ее отношения с Эльвирой, которая приходилась ей мачехой, были напряжены, как это потом будет и с ее братом Михаилом. Как бы то ни было, внезапный ночной звонок Дженкинса захватил Фредерика врасплох. Он поспешил забрать жену, сыновей и скудный скарб, который можно было унести, и обратился за помощью к британскому действующему генконсулу Генри Куку, работавшему с Дженкинсом, – попросил его связаться с Ольгой и передать ей, чтобы она незамедлительно направилась в порт к кораблю. Кук согласился послать кого-нибудь в гостиницу к Ольге. Но посланник вернулся с огорчительной новостью: она оттуда уже съехала, а ее новый адрес неизвестен. Возможно, предположил Кук, Ольга решила попытаться попасть на борт какого-то другого из стоявших в порту кораблей.

Узнать, так это или нет, во время бегства по улицам спящего города было невозможно. Оказавшись же на борту, Фредерик не мог вернуться на берег – это было слишком рискованно. В любой момент могла просочиться информация об эвакуации – тогда Одесса взорвется, улицы наполнятся людьми и станут непроходимы. Несмотря на утешительную мысль, что его жена и сыновья практически в безопасности, для Фредерика это было, вероятно, мучением – ждать в двух шагах от берега и не мочь ничего поделать.

Поспешная посадка на корабль стоила Фредерику еще и остатков состояния. Перед революцией 1917 года оно достигало 10 миллионов долларов по сегодняшнему курсу. А остался он в итоге лишь с тем, что имел при себе – «меньше 25 долларов», как он скажет позднее, или, по нынешнему курсу, всего-то несколько сотен. Четверг, 3 апреля, был последним днем, когда работали одесские банки и когда клиенты еще могли забрать деньги, вот только Фредерик поднялся на борт «Императора Николая» раньше, чем те открылись.

Над городом всходило солнце; волнение от побега на корабль сменяла усталость от ожидания. «Император Николай» стоял на якоре, отправление вновь и вновь откладывалось. Во-первых, были проблемы с двигателями: нужно было 24 часа на то, чтобы развести пары. Кроме того, неожиданно сбежал экипаж, решивший примкнуть в городе к пробольшевистским рабочим, и требовалось найти ему замену. Все больше беженцев поднималось на борт, среди них было много русских. Французы все еще не объявили официально об эвакуации, хотя слух об этом уже распространялся и волнение в городе нарастало.

Наконец на следующее утро, в пятницу 4 апреля, д'Ансельм дал в одесских газетах объявление о немедленной эвакуации. Русский морской офицер, князь Андрей Лобанов-Ростовский, стал свидетелем того, что творилось в «Лондон-отеле», когда люди услышали новость и вдруг поняли, что им нужно получить от французов выездные визы, чтобы подняться на борт:

Тотчас воцарился бедлам. <…> Вестибюль был наполнен людьми, они буйно жестикулировали. Лифты были перегружены. Два потока людей, устремившихся вверх и вниз по лестнице, встречались на площадках между этажами, где начинались массовые драки. Женщины, попав в толчею, пронзительно визжали, а с лестничных пролетов сыпались чемоданы прямо на головы тем, кто находился внизу в вестибюле.

К этому хаосу добавлялось еще то, что яростная толпа, собравшаяся на улице, пыталась пробиться в гостиницу. Отряд французских солдат с ружьями наготове занял позицию в вестибюле за запертыми дверьми. С большим трудом, «рискуя быть раздавлен», Лобанов-Ростовский протолкнулся на верхний этаж, где ему «удалось миновать несколько сотен людей, которые колотились в двери занятых штабом комнат, требуя выдать визы». Попав внутрь, он получил письменный приказ, разрешающий ему подняться на борт корабля, отплывающего тем же утром; после чего он сбежал через заднюю дверь и поспешил в порт. Пароход, на который пустили Лобанова-Ростовского, оказался тем самым кораблем, что выделили для иностранцев («Императором Николаем»), и его мемуары проливают свет на судьбу, которую он разделил с Фредериком.