Быстрый неодобрительно посмотрел на Колодникова, и махнул рукой Владимиру.
— Пошли!
Беленко решился.
— Завтра, Андрей, завтра. Завтра я приду, и все, все как было, все напишу. Сделаю чистосердечное признание.
— Точно? Не сбежишь?
— Нет, слово даю. Сыном моим, Сашкой, клянусь.
— Ладно, жду тебя! В девять!
Колодников уехал, а врач поднялся наверх. Шумный фуршет он воспринимал как чужой сон, мысли его были совсем о другом. Он вспоминал, как два месяца назад к нему приехала Сонька Зубаревская, и начала его упрашивать сделать эту справку.
— Он подох давно под забором, нет его на этом свете, — уговаривала она Владимира. — Он пил еще хлеще своих братьев, один раз под машину попал по пьянке.
Беленко колебался недолго. Маринка уже должна была родить, а денег у него не было ни копейки. Зубаревская выложила запрошенную им сумму не моргнув, глазом. На нее он купил Сашке и кроватку, и колечко с небольшим бриллиантом для свой Маринки. Ради этой девчонки он был готов на все — оборвать все дружеские связи, бросить пить. Она должна была дать ему то, что у него никогда не было — сына. И вот сегодня это «все» пришло в образе майора Колодникова. Да еще в такой удачный день его жизни.
После турнира некоторые из игроков отсеялись, а основной состав направился в загородный ресторан «Тройка». Принадлежал он Шуре Быстрому, и там они засиделись уже до темна. Беленко напился до такой степени, что его буквально загрузили в «Туарег» Быстрого. Шура был гонщиком и в жизни и в душе. Но в тот день он выпил слишком много, и когда выезжал на трассу, то не рассчитал, и в его внедорожник врезался стремительно летевший на предельной скорости «Мерседес». Хозяин «Туарега» почти не пострадал, его спасли надувные подушки. А вот Беленко с тяжелой черепно-мозговой травмой был доставлен в приемный покой Кривовской больницы.
В эту ночь в хирургии дежурила Татьяна Ивановна Беленко. Когда ей сказали, кого ей нужно будет оперировать, она отказалась.
— Нет, не могу.
— Но, Татьяна Ивановна, только вы в этом городе можете спасти его! — Антон Гусев, зав. хирургическим отделением, был беспощаден. — Только у вас есть опыт работы на чистом мозге. Идите, работайте. Он уже на операционном столе.
Беленко несколько секунд подумала, потом кивнула головой.
— Хорошо, я прооперирую его. Только пусть его лицо прикроют салфеткой.
Через четыре часа она вышла из операционной, и первой, кого увидела, была новая жена Владимира. Она, вся в слезах, стояла рядом с дверью в белом халате. Марина не посмела даже спросить у своей соперницы, как прошла операция. А та, ужасно старая, по сравнению с этой молоденькой девчушкой, только бросила ей на ходу.
— Жить он будет, если ты его выходишь. Но таким как прежде не будет никогда.
Считай, что у тебя в семье уже два грудных ребенка.
Астафьев вырвался в гости к доктору Зарецкой только в восьмом часу вечера. Пока он раздевался в прохожей, из соседней комнаты выглянула девчоночья любопытная мордочка. Осмотревшись по сторонам, Юрий одобрительно заметил: — А ты, я смотрю, сделала ремонт.
Влада удивилась.
— Господи, сколько лет ты у меня не был? Я уж лет пять как все это сделала, надоело уж все, менять вот хочу. Обои уже закупила, подвесные потолки.
Влада усадила дорого гостя на кухню, шуганула в спальню любопытную дочку.
— Сколько ей уже? — спросил Юрий.
— Полинке? Семь лет. В школу в этом году пошла.
Они поболтали о семейных делах, а потом Влада под хорошее кофе начала рассказывать о деле, ради которого она и вызвала Юрия.
— Я тебе говорила, что по просьбе Самсонова занималась приемом областной комиссии?
— Ну, было такое.
— Так вот, подбирая к приезду комиссии нужные им документы, я нашла несколько интересных историй болезни. За последние полтора года в интернат для постоянного проживания отправлено восемь человек. Всех их готовил к этому доктор Зильберман. Я так бы не обратила на это внимание, но после вашего случая с этой молодой поэтессой решила проверить все их. И знаешь, что у нас получается? Все эти восемь человек — одинокие, пожилые люди с отдельными квартирами. Большинство у нас лечились не то, что годами — десятилетиями. Ну, тихие такие шизики, периодично ложились к нам на лечение, осень-весна, на обострение. А тут вдруг всех их оформляют в интернат. С одной стороны это даже хорошо, большинство из них пожилые люди, одинокие, ухаживать за ними некому. Но после того, как их признавали недееспособными, над ними устанавливалось опекунство…
— И квартиры тут же продавались, — продолжил за нее Астафьев. Влада отрицательно покачала своей белокурой головой.
— Вот этого я как раз не знаю. У нас такого в истории болезни не указывают.
— А кто был опекуном? Зильберман?
— Нет, там совершенно другие люди. Похоже, доктор прокололся только один раз, последний. С этой, Ковалевской.
— А список опекунов ты мне, случайно, не подготовила?
Влада молча подала Астафьеву лист бумаги. Только глянув на него, Юрий присвистнул. Первой в этом списке значилась фамилия Зубаревской.
— Не свисти, денег в доме не будет, — предостерегла Влада. — Что ты там увидел?
— Знакомые фамилии. Очень знакомые.
