Черный PR Адольфа Гитлера - [15]

На инструктаже пропагандистов 6 января 1943 года Геббельс заявил, что «пропаганда с начала войны приняла следующее ошибочное развитие:

1-й год войны: Мы победили.

2-й год войны: Мы победим.

3-й год войны: Мы должны победить.

4-й год войны: Мы не можем оказаться побежденными.

Такое развитие, – заявлял министр, – катастрофично и не должно продолжаться ни при каких обстоятельствах. Скорее до сознания немецкой общественности нужно довести, что мы не только хотим и обязаны победить, но в особенности также, что мы и можем победить…».[38]

Вскоре после того, как эти слова были произнесены, 6-я армия Паулюса сдалась, и пропаганда, волей-неволей, снова стала бить тревогу, вызывая у народа «силу через страх». Таким образом, тенденция продолжалась:

5-й год войны: Мы все-таки можем победить.

6-й год войны: Если мы не победим, то проиграем.

Под влиянием поражений мысль о том, что евреи-комиссары кнутами и выстрелами в затылок гонят на убой русское стадо потихоньку сменялась уверенностью: красноармейцы – фанатичные большевики. Да и официальная пропаганда к концу войны стала постепенно менять образ пассивного дегенерата на фигуру убежденного ненавидящего врага, который, если уж придет в Германию, то утопит ее в крови и заставит содрогнуться весь мир. Это происходило несмотря на то, что изменилась политика Германии по отношению к использованию коллаборационистских формирований. В конце 1944 года было создано нечто вроде русского правительства – Комитет освобождения народов России (КОНР) под руководством генерала Андрея Власова. В начале 1945 года создается украинский аналог КОНР – Украинский национальный комитет (УН К) под руководством генерала Павла Шандрука. Оба эти политические образования получили и свои самостоятельные вооруженные силы, не входившие в оперативное подчинение германскому генштабу – ВС КОНР и Украинскую национальную армию (УНА). Таким образом, в практическом плане делалась запоздалая ставка на антикоммунистическую революцию в СССР. «Недочеловеки» должны были сами разобраться со своим тираном. Генерал Андрей Власов замелькал в кадрах пропагандистского киноеженедельника «Дойче Вохеншау», что вызвало у многих немцев, читавших в 1942 году брошюрку «Недочеловек», мягко говоря, недоумение.

Но одновременно пропаганда внушала бюргерам, что близятся варварские орды исступленных русских коммунистов, поэтому единственная возможность остановить нашествие – отдать фронту последние силы и средства, вступить в народное ополчение «Фольксштурм», да и вообще жертвовать собой при любом удобном случае, утаскивая с собой в могилу побольше азиатских бестий.

«В мае 1944 года Розенберг сравнил „сатанинское мировоззрение большевизма“ с „новейшим типом диких орд, надвигавшихся на Европу из степей Центральной Азии, извращенным неомессианством востока“».[39]

Второй немаловажный поворот 1943 года касался освещения целей войны Германии на Востоке: от «борьбы за жизненное пространство» к «крестовому походу против большевизма». Понятно, что эти мотивы присутствовали в пропаганде на протяжении всего периода советско-германской войны. Но в 1941-1942 годах акцент делался на эгоистические мотивации немцев, а в 1943-1945 годах подчеркивалась роль Германии как спасительницы западной цивилизации от красной опасности.

На такой акцентуации Геббельс и особенно Розенберг настаивали с самого начала кампании, и, скрипя сердце, Гитлер постепенно на нее соглашался. «Лозунгом нашей пропаганды должна стать борьба против большевизма, и его нужно повторять снова и снова» – призывал министр пропаганды в 1943 году.

Коммунизмом пытались пугать даже западных союзников, которые, правда, не очень пугались.

А вот немцы боялись большевиков сильно, гораздо сильнее, чем англичан и американцев. Советская пропаганда после войны говорила о том, что немцы в 1944-1945 гг. упорно сражались на Восточном фронте из-за того, что нацисты убедили их: русские отомстят немцам за безобразия, которые те учинили на оккупированной территории СССР. Но это неправда: немцы упорно сопротивлялись Красной армии совсем по другой причине – они просто боялись большевиков. Ведь гитлеровская пропаганда вещала о том, что нацистская оккупационная политика была в целом справедливой. Впрочем, многие немецкие солдаты понимали, что это – ложь. Они видели в России виселицы и сожженные деревни и понимали, что русские будут устраивать террор не только из-за жестокости коммунистической идеологии, но и просто озверев от увиденных злодеяний нацистов.

В Восточной Пруссии в конце 1944 года произошел известный инцидент: Красная армия захватила одну из деревенек, после чего Вермахт ее снова отбил. Ужасу немецких солдат не было предела: все население от мала до велика было зверски убито, а многие женщины перед смертью изнасилованы. Разумеется, об этом факте нацистская пропаганда растрезвонила по всей Европе. К слову, грабежи, насилия и убийства гражданского населения красноармейцами продолжались и позже.

Выступая на последнем собрании сотрудников своего министерства, Геббельс обвинил всех немцев в трусости: «Что можно сказать о нации, мужчины которой не желают сражаться, даже видя, что их жен тащат в постель. Германский народ побежден! На востоке население бежит от врага, а на западе не дает солдатам сражаться, встречая противника белыми флагами».