«Черный пояс» без грифа секретности - [28]
Безусловно, репрессии в отношении представителей мира единоборств, которые применялись в Японии конца сороковых, нельзя сравнить с теми «мерами воздействия», которые обрушились на наших спортсменов в начале восьмидесятых, когда многие именитые отечественные каратисты попали за решётку по сфабрикованным обвинениям, а как минимум один — по обвинению в преподавании каратэ, но они тоже были. Только коснулись эти репрессии, осуществляемые не одними американцами, как ныне принято думать, а самими японцами, и основным видом которых было увольнение из различных ассоциаций будо, школ и университетов, почти исключительно членов Дай Ниппон Бутокукай[78] — да и то скоротечно. «Чистка» системы образования, отмена милитаристского «морального воспитания» началась сразу после начала оккупации (уже упоминавшаяся директива об этом была подписана 30.10.1945 г.), а 15 декабря того же года вышла директива о запрете официальной поддержки «государственного синто», «Кокутай-но хонги» и другой националистической литературы, а заодно и запрет на выставление камидана в общественных местах. Сразу после объявления нингэн-сэнгэн, 4 января 1946 г. было принято решение о «чистке» националистов, к которым, в частности, были отнесены те, кто занимался «военным и полувоенным обучением». Дам Ниппон Бутокукай попало под «чистку», как и очень многие другие организации военно-патриотического толка (всего к декабрю 1951 г., когда процесс повернулся вспять, таких организаций было распущено 233)[79]. Из 200 тысяч человек, подвергнутых репрессиям в послевоенной Японии к маю 1948 г., 221 человек были сотрудниками Бутокукай[80].
Однако обстановка и в Японии и в мире в тот период очень быстро менялась. «В конце сороковых Япония столкнулась с серьезными внутренними проблемами, одной из которых было возрождение националистической идеологии. Крайние националисты своими политическими убийствами и другими жестокостями стремились взорвать установившееся в стране социальное и политическое согласие. Японские полицейские силы, будучи сильно децентрализованы, оказались неспособными противостоять подобным проявлениям насилия, так что главнокомандующий союзных войск издал законодательный акт, направленный против действий всякого рода возмутителей порядка. Но лишь начало Корейской войны в 1950 г. привело к существенному повороту в политике оккупационных войск, которая до того времени была направлена на демилитаризацию и демократизацию Японии»[81]. Ключевой в этой обширной цитате из «Современных будзюцу и будо» Донна Дрэге-ра является последняя фраза. Одновременно с победой над Японией Соединённые Штаты начали перелицовку бывшего главного противника в главного союзника. Стало абсолютно ясно, что Японии как врага больше не существует. Изменилось и отношение к проявлениям национализма. Уже в августе 1951 г. в своих правах были восстановлены 2457 «милитаристов и ультранационалистов» различных категорий. Под надзором полиции были оставлены только «самые отъявленные», в том числе уже знакомый нам Окава Сюмэй и последний председатель Гэнъёся Синдо Кадзума[82], а к 28 августа 1952 г., когда был официально восстановлен суверенитет Японии, из 46 068 националистов под надзором оставались только 208 человек (вскоре и они вернулись к обычной жизни)[83]. Естественным образом отпадал и смысл репрессий в отношении главного и традиционного оружия нового союзника — бусидо во всех его проявлениях. Наоборот, стало критически важным научиться использовать это оружие в отношении нового врага — Советского Союза, первое столкновение с которым случилось уже в 1950 г. во время Корейской войны[84]. Вчерашние смертельные противники — американцы и японцы — объединились в борьбе против общей угрозы в лице СССР. Но ещё до этого, как следует из документов, дзюдо и другие виды будо начали проникать в среду военнослужащих оккупационных сил[85].
«С началом Корейской войны были официально сняты все запреты на занятия как классическими, так и современными дисциплинами, и было вновь открыто общество
