«Черный пояс» без грифа секретности - [26]
Процесс запрещения основных японских будо — дзюдо, кэндо, кюдо и каратэ — шёл непросто, и точно так же нелегко решался вопрос их восстановления. До сих пор эта история выглядит изрядно запутанной даже для самих японцев. Основным камнем преткновения в ней служат два момента: насколько серьёзным было это запрещение и какими именно видами будо нельзя стало заниматься. Даже поверхностный анализ имеющихся документов ясно показывает, что сформировавшееся сегодня среди поклонников боевых искусств, как на Западе, так и в самой Японии, представление о «жестоких карательных мерах» против боевых искусств, строжайшем запрещении практиковать что бы то ни было кому бы то ни было, не имеет под собой никаких реальных оснований. Имидж будо, как пострадавшей от послевоенных репрессий части национальной культуры обусловлен скорее виртуальной или психологической, чем реальной, составляющей. Японцы, таким образом, под давлением победившей силы признали свою неправоту, поражение и необходимость «покаяться в грехах». Они лишь исполнили своеобразный ритуал очищения, прежде всего, в своих собственных глазах. Своеобразным, растянутым во времени на многие десятилетия, покаянием стало и акцентирование внимания неофитов, в том числе и иностранных, на тяжёлом ударе, который якобы выдержали японские боевые искусства. Но что же, помимо ритуализированного покаяния, произошло на самом деле? А вот что.
Оккупационные власти в лице Верховного командования силами союзников в Японии (то есть, по существу, командование американским контингентом и лично генерал Дуглас Макартур) запретили лишь преподавание и обучение в школах и университетах кэндо, дзюдо, кюдо и каратэ: «Классические виды спорта, которые поощряют военный дух, такие как кэндо, должны быть полностью удалены из программ. Физическая культура не должна быть связана с сэйсин кёику (духовным образованием)»[70]. Эта установка американского командования принципиально важна! Согласитесь: удаление будо из программ обучения в школах и университетах и тотальный запрет единоборств — не совсем одно и то же. Нельзя не отметить, что для российского читателя — любителя единоборств эта ситуация должна быть по-особому понятна, близка и волнующа. Во времена Советского Союза, через полтора десятка лет после самого появления каратэ и вскоре после начала проведения соревнований по этому виду единоборств, история его развития была прервана Указами Президиума Верховного Совета РСФСР № 6/19 и № 6/24 «Об административной и уголовной ответственности за нарушение правил обучения каратэ» от 11 ноября 1981 г. Тогда же было принято и изменение к ст. № 219/1 Уголовного Кодекса РСФСР — об уголовной ответственности за «незаконное обучение каратэ». Через два с половиной года Спорткомитет СССР издал приказ № 404 «О запрещении обучения каратэ в спортивных обществах». И здесь налицо было запрещение преподавания, а не запрет на тренировки, но принципиально важным нам кажется отметить, что в Советском Союзе запрещение преподавания могло повлечь автоматическую, хотя и негласную, ликвидацию практики. Этого не произошло по причинам, которые никак не мог предусмотреть ни Спорткомитет, ни МВД, но это тема другого исследования. Безусловно, в любом случае сложно представить себе тренировку без преподавания и учеников без учителя, но в советском варианте ситуация оказалось особенно сложной. Кризис застиг у нас единоборства на подъеме, когда роль наставника, методики (и без всякого запрещения практически полностью отсутствовавшей) была особенно важна и востребована: нет учителя — нет занятий. Что и говорить: многие помнят, что в те годы любой человек с чёрным поясом казался непревзойдённым мастером, а тренировки порой вели те, кто сам начал заниматься лишь несколько месяцев назад!
В Японии 1945 г. всё выглядело вроде бы очень похоже, но на поверку оказалось совсем иначе. В стране имелось неколько миллионов профессиональных будока, сотни выпускников Будо сэммон гакко (школа прекратила свое функционирование с 1946 г.), которые могли продолжать тренировки, невзирая на запрет, так как эти занятия никак не были связаны с проблемой преподавания в школах или университетах. Обладая довольно высокой квалификацией и продолжая заниматься сами по себе и не будучи, в отличие от бывших самураев начала периода Мэйдзи, зависимыми материально от своих занятий, они сравнительно легко могли пережить запрет и, собственно, именно так и произошло.
Второй, для многих не вполне ясный и сегодня, вопрос относится к видовой сфере ограничения занятий. Запрещено было преподавание всех видов будо, но по одному из них — каратэ — потребовалось особое разъяснение специалистов американского штаба и японских сановников: «Да, каратэ тоже запрещено»[71]. Однако классическая современная трактовка той истории изложена в нашем интервью с известным каратэка Танака Тёго: «Традиционные виды японских будо — кэндо и дзюдо — были запрещены тогда оккупационными властями. Американцы, напуганные пилотами смертниками
Эта книга написана на основе воспоминаний «японской жены» знаменитого разведчика Рихарда Зорге. Исии Ханако прожила с ним шесть лет и узнала «Рамзая» таким, каким его не знал никто: добрым человеком, нежным возлюбленным, глубоким интеллектуалом, бесстрашным бойцом и великим актером, годами водившим за нос японскую контрразведку. Это рассказ об удивительной жизни и самой Исии Ханако — бедной девушки из провинции, силой своей любви сохранившей для нас память о Зорге и его прах и тем самым вошедшей в историю. Авторы книги — японовед Анна Делоне и лауреат премии Министерства обороны РФ за биографию Рихарда Зорге историк Александр Куланов работали над ней несколько лет, чтобы теперь и вы смогли узнать и понять другого Зорге — Зорге как человека.
«Лицо» Японии хорошо знакомо всем: суши и сашими, гейши и самураи, сакура и Фудзи, «Тойота» и «Панасоник». Что скрывается на «Обратной стороне Японии», знают только специалисты. Политические скандалы и мир японских туалетов, причины популярности аниме и тайны мафии-якудза, японские свадьбы и надежды русских жен японских мужей, особенности японской географии и японского «боления» в футболе – стали основными темами книги журналиста и японоведа Александра Куланова.Второе издание «Обратной стороны Японии» пополнилось «Афтершоком» – запретными откровениями о японском менеджменте, необычными сравнениями русских и японцев и размышлениями о причинах аварии на атомной станции «Фукусима-1» – всем тем, о чем в Японии не принято говорить, но без чего представление об этой стране будет ложным.
Первый советский военный нелегал в Токио и мастер боевых искусств Василий Ощепков позволял жене флиртовать с японскими офицерами, потому что знал, что с таким местом жительства, как у него, других шансов получить нужную информацию нет. Показания, данные на суде великим разведчиком Рихардом Зорге, журналисты назвали «путеводителем по ресторанам Токио», но карта удивительных перемещений «Рамзая» и членов его группы до сих пор хранит массу секретов. Воспитанный в Токио наставником наследного принца настоящий советский ниндзя Роман Ким написал о повседневной жизни японских разведчиков в Токио так, что невозможно поверить, что он не был одним из них и не собирался вскрыть себе живот перед императорским дворцом.Гении шпионских мест Токио: Ощепков, Зорге, Ким.
Ее звали Люся Ревзина, Ольга Голубовская, Елена Феррари. Еще имелись оперативные псевдонимы — «Люси», «Ольга», «Ирэн», были, вероятно, и другие. Мы знаем о ней далеко не всё, но и то, что установлено, заставляет задуматься. О том, например, какое отношение имела эта эффектная женщина с библейскими глазами к потоплению в 1921 году яхты генерала Врангеля «Лукулл», с легкостью приписанному на ее счет журналистами. И о ее роли в вербовке агентов для группы Рихарда Зорге в Токио. И о том, кем же она была на самом деле: террористкой, которую арестовывала ЧК еще в 1919-м, «преданным делу партии» агентом разведки или одной из последних поэтесс Серебряного века, дружившей с Горьким? Разочаровалась ли она в своем творчестве или принесла талант в жертву оперативной работе? И, возможно, главное: надо ли искать в ее судьбе подтверждения расхожей фразы «совпадений не бывает» или списать все несчастья на волю злого рока, без подозрений на заговор?..
Автор начинал писать эту книгу как исследование, посвященное судьбам репрессированных японоведов (из девяти главных героев книги семь - японисты). Но когда стали известны новые материалы об этих людях, оказалось, что все они без исключения были связаны с российскими или советскими спецслужбами. Кто-то, как Ощепков или Ким, были штатными сотрудниками разведки или контрразведки, кто-то — как Незнайко или Юркевич — были агентами, секретными сотрудниками. Поэтому, когда в ходе работы автору стала известна рукопись их современника, «японского разведчика русского происхождения» — Игоря Ковальчук-Коваля, сразу стало понятно, что рассказ о нем тоже необходимо включить в книгу: ведь это взгляд на те же самые события, тот же исторический фон, но с другой стороны, с изнанки.
Один из самых успешных советских писателей 1950–1960-х годов Роман Ким очень хотел, чтобы в нашей литературе появился герой, способный противостоять знаменитому Джеймсу Бонду. Несмотря на более чем миллионный тираж собственных детективов, он не смог выполнить эту задачу, зато успел поведать о своей жизни младшему коллеге — Юлиану Семенову, который описал приключения Кима и его напарника — Максима Исаева в романе «Пароль не нужен». Так Ким подарил нам Штирлица, но сам ушел в тень, во мрак, как думалось, навсегда.
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.