Черный оксюморон - [111]

Йоко тоже страдала, но не так отчаянно и открыто, как это делали детективы. В минуты особо сильной грусти, которая обычно нападала на нее по ночам, девушка курила прямо в постели, разместив между собой и подушкой стеклянную пепельницу, открывала настежь окно, чтобы осенняя прохлада освежила ее помутневший рассудок, и роняла молчаливые слезы, коих никто и никогда не видел, но она ведь дома, а перед стенами стесняться нечего. Они заберут все ее тайны и секреты, растворят в холодных кирпичах и похоронят их где-то снаружи — там, где всегда пусто и темно. Каждый день она проверяла телефон и скрытно надеялась увидеть пропущенный звонок или сообщение, но экран жестоко улыбался ей в лицо и отказывался показывать то, о чем она стыдливо мечтала. В один из тоскливых субботних вечеров Йоко впервые за всю свою жизнь купила в магазине мелодраму под названием «Помни меня», открыла бутылку красного вина и в растянутом домашнем свитере и лосинах устроилась перед маленьким, но пока еще работающим телевизором. Ей не доставляло удовольствия смотреть на лицо Паттинсона, но сюжет фильма был неплох, да и подходил под гадкое настроение. Правда, к середине девушка откинулась на подушку и уснула прямо с открытой бутылкой в руке.

Сентябрь вышел странным на погоду месяцем. Люди не успевали убирать теплые куртки обратно, чтобы заново достать ветровки, и так по кругу. Сегодня ты ежишься под зонтом в шерстяном свитере и теплом пальто, а завтра уже идешь в кедах и кожанке нараспашку. Тот загадочный убийца, преследующий Йоко и детективов, действительно залег на дно. От него не было вестей, и все преступления, происходящие в Сеуле, не имели с ним абсолютно никаких общих связей. Может, это он колдовал с погодой? Раз не мучает людей физически, то хотя бы морально сделает это с садистским наслаждением отчаявшегося психопата. Случилось еще одно значимое событие — Моён уволилась. В двадцатых числах сентября девушка принесла заявление, ссылаясь на то, что у нее нет времени, чтобы ухаживать за матерью, а здоровье близкого человека для нее важнее работы. Новую секретаршу быстро нашли, только вот было немного грустно от того, что Моён ушла. Прямо как Йоко. Теперь ни практикантки, ни уже полюбившейся и почти родной секретарши не было, и детективы окончательно сникли. Они, как запрограммированные роботы, приезжали на работу, жадно бросались на дела, зарываясь в них с головой, и по вечерам, снова грустные и уставшие, возвращались обратно домой. С грохотом наступил бесконечный день сурка.

Детективы стали свыкаться с мыслью, что Йоко больше нет рядом, что ей, откровенно говоря, плевать на них. Да, они могли приехать к ней и поговорить, не переехала же она в другую страну, но что-то останавливало их, и это что-то — мужское самолюбие, смешанное с режущей обидой. Но несмотря на то, что днем и даже вечером сохранялось адекватное понимание происходящего, с наступлением ночи чья-то невидимая рука открывала души Чимина и Чонгука нараспашку, заползала в них и нарочно пачкала светлые и воздушные стены чем-то черным и липким. Паку доставалось больше всего, ведь ему чаще снились сны, чем его другу, и поэтому он просыпался уже уставшим. Мешки под глазами стали чем-то привычным для него, как и легкие головные боли, которые он перестал замечать.

Бесконечное полотно синего неба сменялось на выкрашенную в темно-зеленый цвет стену, когда он медленно раскрывал глаза. Ему опять приснилась Йоко. Она нежилась под лучами теплого солнца, собирала цветы и носила на голове пышный венок из одуванчиков. Он наблюдал за ней из окна их мнимого старого фургончика и боялся пошевелиться. Ему не хотелось спугнуть ее, он выступал в роли скромного созерцателя, нескромно мечтая о том, чтобы этот ангел нырнул в его заботливые объятия. Но Йоко продолжала сливаться воедино с обилием трав на бесконечном просторе играющим свежими оттенками поля. Чимин слышал ее звонкий смех, схожий с мелодичным звуком качающегося на ветру колокольчика, видел, с каким упоением она входит в гармонию с природой и счастливо улыбался, ведь Йоко принадлежала ему, но лишь во снах.

Когда парень двинулся к ней, опьяненный чрезмерным обилием чувств, картина стала терять яркие цвета, превращаясь в блеклое расплывчатое кровавое пятно. Японка швырнула собранный букет в сторону: ромашки, одуванчики и васильки синхронно оттолкнулись друг от друга в воздухе и затерялись среди высокой травы, как и сама девушка. Чимин не успел заметить, куда она запропастилась, и в панике завертел головой. В это мгновение в нос резко ударил запах свежей краски, который когда-то невероятно сильно ему нравился, напоминая далекое и шальное детство. Если бы не духота в квартире, создаваемая местным отоплением всего дома, Паку не пришлось бы открывать настежь окно, через которое в его спальню заползали уличные ароматы.

Детектив окончательно понял, что проснулся, когда услышал громкую корейскую речь. Рабочие красили забор прямо под его окнами, грохотали банками и обсуждали между собой щедрые похолодания. Да уж, не повезло беднягам. Веки Чимина медленно поднялись, и взору вновь предстала та самая темно-зеленая стена. Как бы он хотел видеть вместо нее Йоко, а не маленькие трещинки. Глядя на эту стену, он сравнивал ее со своей душой, ведь она такая же потрескавшаяся и хрупкая и точно так же осточертела ему.