Чёрный Мустанг - [27]

— О, Боже! Если вы назовёте ещё хотя бы одного Тимпе, мне придётся вас убить в порядке самообороны! Будьте так любезны, напишите в саксонское министерство, чтобы вам поменяли имя на какое-нибудь более лёгкое, потому что иначе с вами невозможно общаться.

— Мы можем поступить проще. Близкие друзья называют нас сокращённо Каз и Хаз вместо Казимир и Хазаэль. Не хотели бы и вы нас так называть?

— Ну, это мне уже больше нравится, считайте и меня своим другом. Присаживайтесь и… о, а это ещё что?

Вопрос был адресован к бармену, который в это время принялся расставлять на столе тарелки с едой и бутылки. Тот молча показал на инженера, который заявил, что почтёт за честь, если джентльмены согласятся разделить с ним трапезу. По американским обычаям было бы неприлично отказываться от такого приглашения. Хоббл Фрэнк и оба кузена с аппетитом приступили к еде, Олд Шеттерхенд ел мало, потягивая из маленькой рюмки вино, а Виннету не пил совсем. Он хорошо знал, что Огненная Вода — самый страшный враг как для индейцев, так, впрочем, и для бледнолицых.

Беседа за едой была по-прежнему оживлённой. Олд Шеттерхенда прежде всего заинтересовали обстоятельства, благодаря которым они встретились с Фрэнком. Тот рассказал:

— Когда я прихожу к вам, чтобы вас навестить, обычно оказывается, что вас нет, что вы уже куда-то умчались. Поэтому, если всё же хочешь с вами пообщаться, то приходится отправляться вслед за вами. У меня были к вам кое-какие незначительные дела, поэтому я сел на пароход, чтобы поехать к вам. Но когда я прибыл на место, вас не было, мне сказали, что вы отправились в эти края, чтобы встретиться с Виннету. Но куда именно, никто не знал. Тогда мной овладело страстное желание тоже отправиться в путь, я закрыл на замок свою виллу «Медвежье Сало» и во весь дух помчался по вашему следу. Я знал, что у апачей Мескалерос я наверняка узнаю, где вас можно будет разыскать. Мы проехали, насколько это было возможно, вверх по реке Арканзас, потом приобрели лошадей, чтобы отправиться дальше через Санта-Фе в Рио-Пекос.

— Приобрели? Ты, значит, не один?

— Нет. Меня, конечно же, сопровождает мой кузен Дролль.

— Уважаемый Тётка Дролль? И где же он прячется? Где ты его оставил?

— Я его вовсе не оставлял. Где он прячется? В постели!

— Но, Фрэнк, почему же ты его не разбудишь?

— Потому что ему нужно немножко поспать. Он болен.

— Болен? В таком случае я должен его осмотреть! Болеть здесь, на Диком Западе, это совсем другое дело, чем болеть дома! У него что-нибудь серьёзное?

— Не столько серьёзное, сколько болезненное, как мне кажется. Из-за этой боли, которую Дролль вынужден был терпеть, мы едва добрались до Форт-Обрей, где был врач, который его осмотрел. Болезнь Дролля он назвал ишиасом.

— А эта болезнь никогда раньше не давала о себе знать? Это случилось с ним впервые?

— Да, это произошло с ним в первый раз.

— А врач определил причину её возникновения?

— Врач! Ему и не надо было её определять, потому что я сказал ему о ней.

— Ты?

— Да, я! Вы думаете, что я не сумею распознать того, что и так предельно ясно? Для этого мне нужно было бы ослепнуть!

— Так в чём же заключается эта причина?

— Причина в его лошади.

— Как это? — переспросил Олд Шеттерхенд, еле сдерживая смех.

— Я уже говорил, что от Арканзаса мы ехали верхом. Моя лошадь была не так уж плоха, она осталась у меня ещё и сегодня, но что касается клячи, доставшейся Дроллю, то тут нас обманули, подсунули нам лошадь, которая спотыкалась на каждом шагу. Она просто не могла не спотыкаться, даже если на дороге не было ни ям, ни камней, ни корней, то она спотыкалась о собственные ноги.

— Кто же покупает таких лошадей?

— Если нужны были лошади, а никакого выбора не было, что же тогда делать?

— Но я всё ещё никак не могу увязать между собой эту спотыкающуюся лошадь и ишиас.

— Это абсолютно нелепый случай, причём произошло всё так неожиданно, словно гром среди ясного неба. Мы себе ехали верхом в зарослях высокой травы, совершенно беззаботно, в прекрасном настроении и даже не подозревали, что проклятая судьба уже приготовила нам неприятный сюрприз в виде лежащего на земле и скрытого в траве ствола дерева. Вдруг ни с того ни с сего эта кляча, на которой ехал Дролль, спотыкается обеими передними ногами и со страху резко отскакивает в сторону. Дролль, который спокойно и безмятежно, не ожидая никакого подвоха, сидел себе в седле, вылетел из него и приземлился прямо на ствол дерева, да к тому же таким образом, словно со всего размаха сел на стул. Одновременно раздались сильный треск и громкий крик. Крик издал Дролль, а что так сильно треснуло — ствол дерева или сам Дролль — неизвестно. Я думаю, однако, что Дролль, поскольку, как мне кажется, и сегодня у него ещё не все суставы на своём месте. Он не мог подняться, я помогал ему, а он только беспрерывно стонал. А всему виной эта проклятая кляча!

Фрэнк рассказывал обо всём так детально и так образно вовсе не для того, чтобы развлечь слушателей, а потому, что у него была такая манера повествования. Его переполняло чувстве сострадания к кузену Дроллю, и он не мог даже допустить того, что его рассказ вызывал скорее улыбку, чем сочувствие. Оба Тимпе не отрываясь смотрели на него, было видно, что этот маленький человечек пришёлся им по нраву.