Черный маг - [60]

После мучительной бессонной ночи они решили, что сыты Венецией по горло, и отбыли вечерним поездом на Мюнхен, намереваясь назавтра после полудня опять оказаться в Баден-Бадене.

«Но больше никаких фокусов, снимаем обыкновенный отель с самым обыкновенным названием», — предупредил Дунский. Так они и сделали — зашли в туристский центр и выбрали заурядный кирпичный домик со скромным названием «Альтбаннхоф», то есть, «Старый вокзал». До казино, где Достоевский просаживал приданное жены, было рукой подать, да и до парка, в котором на самом почетном месте красовался бюст Тургенева, тоже.

Они решили, что в день приезда идти в Термы Каракаллы не стоит, и отправились гулять по парку. Парк представлял собой широкую, усеянную крупными старыми деревьями травяную ленту бесконечной длины, окаймленную с двух сторон небольшими, утопающими в цветах, дворцами. За время их поездки по Италии октябрь распоясался во всю, — он почти догола раздел деревья и почти до минимума свел световой день. Однако цветы пока пощадил — оставил их на расправу ноябрю. И они в благодарность за поблажку полыхали со всех сторон мучительной предсмертной красой, поражающей даже в упавших на парк сумерках, ничуть не рассеянных неярким светом редких, окутанных туманом, фонарей.

От всего этого на Габи снизошла неизъяснимая благодать, которая, как видно, не обошла своей милостью и Дунского — он с непривычной лаской обхватил плечи Габи и притянул ее к себе. Они пошли дальше, обнявшись, — под ногами шелестели осенние листья, где-то совсем близко перекатывала гальку бурная горная речка.

И вдруг мимо них стремительно заскользили какие-то смутные тени, — одна, другая, третья. Они словно летели над землей, над опавшими листьями и умирающими цветами. Трепещущий на ветру фонарь выхватил на миг из сумрака женский силуэт в спортивном костюме, вооруженный лыжными палками, за ним следующий, за ним еще, еще, и еще.

«Амазонки!» — воскликнул очарованный Дунский и простер им вслед руку, словно хотел остановить мгновение. Но амазонки уже скрылись в темной глубине парка, так же бесшумно, как и появились.

«Или ангелы смерти», — печально предположила Габи.

«Не надо о грустном», — попросил Дунский и попробовал снова притянуть Габи к себе, но лирическое настроение уже было нарушено, она твердо отстранилась и сказала, что пора возвращаться в отель.

Наутро, по дороге к Термам, они опять наткнулись на стайку амазонок, — или ангелов смерти? — которые скользили вдоль бульвара отталкиваясь от земли лыжными палками. Все они, как на подбор, были рослые, с прямыми спинами, их крепкие ноги в кроссовках двигались слаженно в такт сильным взмахам лыжных палок. Габи с интересом посмотрела им вслед:

«Нет ли среди них нашей Маргариты?» — предположила она. И предложила сначала сходить взглянуть на злополучную виллу.

«Далась тебе эта вилла!» — пожал плечами Дунский, но все же согласился. Они пересекли окаймляющую бассейны зеленую лужайку и остановились перед полукруглыми ступенями, ведущими к парадной двери виллы. Она выглядела хмурой и нежилой, шторы на всех окнах были плотно задернуты.

«Давай позвоним!» — расхрабрилась Габи.

«И спросим, не сдается ли у них комната?».

«Зачем так грубо? Я могу соврать, что забыла сушилку для волос. Давай позвоним!».

«Не стоит стараться, — охладил ее пыл наблюдательный Дунский. — Вон, погляди, к двери прикноплено объявление: «Вилла продается», а под ним телефон агента».

«Ты думаешь, старуха умерла?», — содрогнулась Габи.

«Не обязательно. Скорей всего решила убраться от греха подальше», — утешил ее Дунский.

Но Габи и не думала огорчаться:

«Выходит, мы и вправду оказались народными мстителями!»

Все еще гордясь своей ролью в развитии этого приключенческого сюжета, она вошла в салон самолета Эль-Аль в Страсбурге и аккуратно застегнула ремень безопасности. Потом откинулась на спинку кресла и развернула свежую израильскую газету, которую любезно предложила ей стюардесса.

«Будешь читать на иврите?» — завистливо удивился Дунский, но Габи ему не ответила — с первой страницы на нее глядело снятое крупным планом застывшее в странной гримасе лицо Зары с широко открытыми глазами в неправдоподобно мохнатых ресницах. Глаза были каменно неподвижны, какими никогда не бывают глаза живых. Зато точно такие, какими она увидела их той ночью, когда они с Эрни убегали из ночного клуба.

Настолько быстро, насколько Габи могла, она сложила в слова стилизованные ивритские буквы:

«Сегодня ранним утром на одной из улиц Яффской крепости был обнаружен труп убитой при таинственных обстоятельствах звезды ночных клубов, несравненной певицы Зары».

«Что с тобой? Что ты там нашла? — схватил ее за руку Дунский и потянул газету к себе. — На тебе лица нет!».

«Зара! Зару убили!» — одними губами, без голоса выдавила из себя Габи. Кажется, они уже летели, — это значило, что она, с ее страхом полета, даже не заметила той головокружительной минуты, когда самолет спирально взмыл над стремительно падающей на бок землей.

«Что тебе эта Зара? Сейчас каждый день кого-нибудь убивают, особенно в ночных клубах».

«Я так и знала, что ее убьют! Я видела ее мертвое лицо!» — неосторожно брякнула Габи, но ей сейчас было не до осторожности.