Черный маг - [17]

За прошедшие двадцать лет он скопил внушительную коллекцию самых разнообразных хранителей чужих сокровищ. Чего только там не было — рядом с невзрачными, но совершенными устройствами соседствовали примитивные поделки необычайной красоты, и при каждом был ключ, ключик, ключище, иногда крошечный, с десятками изощренных извилин на бородке, иногда огромный, украшенный чеканкой, но при этом простой, как мычание. И Дунский любил их всех, больших и маленьких, умных и глупых.

Однако сегодня их многообразие не утешало его — ему уже нечего было добавить к этой красоте, он всех их уже отразил в своем каталоге, описал их достоинства, их происхождение и путь, которым они пришли к нему. Еще можно было попробовать напиться, хотя это было непросто — Дунский испытывал чисто еврейское отвращение к избыточному алкоголю. И все же он отправился на кухню, где снял с полки почти полную бутылку виски, которую Габи хранила на случай бессонницы. Захватив с собой бутылку и стакан, он вернулся было в постель, но передумал и опять поплелся на кухню за льдом и газированной водой, так как сама мысль о глотке чистого виски была ему противна. Он плеснул коричневую жидкость на прозрачные ледяные кубики, понюхал содержимое стаканчика и пригубил — запах был отвратительный, вкус еще хуже.

Однако не все еще было потеряно — можно было отвлечь себя пасьянсом, к которому он пристрастился с тех пор, как существование его стало особенно беспросветным. Он сам считал это увлечение постыдной слабостью, но ничего не мог с ним поделать — перетасовка пестрых прямоугольничков по экрану компьютера приносила мимолетное поверхностное облегчение.

Он пару раз начал и завершил игру, снова и снова задумывая всякие глупости, но ни один пасьянс, как назло, так и не сошелся, все острее нагнетая и без того невыносимую душевную тоску. В конце концов Дунский с яростью захлопнул белый квадратик игр и бездумно, просто от нечего делать, открыл пустую страницу для создания текстов.

Первая строчка выскочила из него стремительно, как будто только и ждала, что ее выпустят на свободу. За ней хлынула вторая, за второй — третья, а дальше его понес безудержный поток неизвестно откуда вырвавшегося детективного романа об убийстве Перезвонова! Он строчил часа два, не отрываясь, и вон сколько написал! Дунский ткнул пальцем в клавишу счета знаков — вышло больше десяти тысяч. Ну и темп!

Он выпил воды и попытался было продолжить свой удачно начатый сюжет, но в голове вдруг стало пусто, — поток идей иссяк бесследно, быстро сменяясь все возрастающим беспокойством. Куда могла деваться Габи? У нее случались разные мелкие закидоны, но чтобы пропасть из дому на целую ночь — такого еще не бывало. Постепенно беспокойство заслонило все остальные чувства. Он попытался урезонить себя — вряд ли Перезвонов убил Габи или решил умыкнуть ее с собой в Париж. Завтра черт его отсюда заберет, и о нем можно будет забыть.

Но процесс урезонивания шел туго, все время натыкаясь на разные похабные картины, обильно натыканные в больной памяти Дунского. От этих картин сердце сперва срывалось на безумный бег, не менее ста тридцати ударов в минуту, но тут же сникало до вялого черепашьего шага, не более пятидесяти. Выносить это дальше не было никаких сил, и Дунский решил отправиться на поиски сбежавшей жены. Ему было неважно, куда идти, важно было вырваться из своего трагически осиротевшего жилища — он сунул ноги в в стоптанные сандалии без задников и почти бегом выскочил в темный туннель улицы Нахлат Биньямин.

Кое-где в соседних переулках, примыкающих к рынку, уже начинали копошиться торговцы — они хлопали ставнями и откидными бортами грузовиков, сгружая привезенный на продажу товар. Обогнув гору наваленных на тротуаре ящиков с зеленым салатом, Дунский быстро достиг улицы Алленби — одной из главных торговых артерий города, — и задумался, в какую сторону идти.

Он с внезапной ясностью осознал, что должен во что бы то ни стало застигнуть Габи в постели с Перезвоновым. Что он будет делать, их застигнув, он понятия не имел, но сейчас это не имело значения. Главное было — застигнуть. Новая мысль поразила его — а как он сможет неслышно войти в запертый гостиничный номер?

Ответ нашелся сам собой. Дунский бегом вернулся домой, приподнял стеклянную крышку своей коллекции ключей и умелым щелчком выбил из гнезда главную ее гордость — безотказную воровскую отмычку, купленную когда-то в Ленинграде у безнадежно спившегося соседа-уголовника, утверждавшего, что она ни разу в жизни его не подвела. Сунув отмычку в карман, Дунский почему-то повеселел и, напевая, зашагал в сторону отеля, в котором остановился Перезвонов. Городской транспорт еще не начал ходить, денег на такси у него не было, но он не возражал пройтись пешком по спящему Тель-Авиву. Потная майка прилипала к телу, правый сандалий страшно натирал ногу в подъеме, но такие мелочи не могли его остановить. Волшебная отмычка неожиданно придала ему смелости — ведь он всегда верил в магическую власть ключей.

7

Как ни странно, ночной звонок застал Габи врасплох, хотя она много раз сама пыталась дозвониться до Марика или до Бобби. Но пыталась тщетно — ни один из них упорно не отвечал, а мобильного телефона у нее не было. Их молчание было непостижимо — не может же быть, чтобы дурацкий школьный суд до сих пор не закончился! Что они могут так долго там делать — разбирать Марика по косточкам и создавать нового, более стандартного и гуманного?