Черный Легион - [48]

Стал ли я вкладывать чуть больше силы в свои удары, когда он напомнил мне, что Даравек еще жив? Возможно. Возможно, стал. Впрочем, я ничего не сказал. Сказать было нечего. Я не собирался ни отрицать провал, ни оправдываться за него.

– Цель, которую ты не можешь убить, Хайон, – он защищался более небрежными отводами, не поспевая за моей скоростью. – Этому суждено стать частым событием? Мне нужен новый убийца? Когда мне в следующий раз понадобится чья-то смерть, мне послать кого-то другого? Телемахона?

Я стиснул зубы так, что челюстям стало больно. Высоко вверху я услышал тихий смех Нефертари. От трех следующих ударов, обрушившихся на клинок Абаддона, нам обоим в лицо полетели искры. И все же я промолчал.

– Ты же слышал, как Мориана говорит о Даравеке, – продолжил Абаддон. Теперь он уже рычал слова, его гнев нарастал, как и мой. – Шепчет о предначертанной угрозе и помехах судьбы.

– В ее словах нет смысла, – я резко ответил вертикальным режущим ударом, опуская клинок обеими руками. Он принял его прямо на клинок. Я услышал, как сервоприводы его плеча и локтя издали рык от усилия, необходимого, чтобы удерживать меня.

Я вырвался, и Абаддон рассмеялся. Впрочем, он заблокировал и следующие удары, каждый раз отбрасывая меня и скаля зубы в улыбке.

– Я десятилетиями хотел смерти Даравека, Искандар. Но он еще жив. Я пять раз приставлял к его горлу свое драгоценное оружие, однако он все еще дышит.

Я не лишен гордости. Ни один из воинов ее не лишен. Я мог бы принять свою неудачу и вынести позор, но от его насмешек у меня закипела кровь. Я встретил злость в его глазах своей собственной. Наши удары переставали походить на выпады спарринга. Замахи становились сильнее, попадания – тяжелее. Коготь блестел возле бока Абаддона, подергиваясь. Эзекиль говорил все громче.

– Даравек объединяет против нас десятки группировок, – нажимал Абаддон. – Блокирует наши флоты. Он смеется над нами и мочится на все, что мы пытались построить. И он до сих пор жив. Почему?

Он отступал, медленно пятясь, парируя и отводя удары, но не нанося ответных. Теперь я брал над ним верх. Я видел задержки его движений, указывавшие на неспособность поддерживать темп. Однако все это время он смеялся злым и язвительным смехом, встречаясь со мной взглядом, чтобы разделить свое мрачное веселье от моего провала. Он был искренен. От этого у меня скрежетали зубы, а язык утратил дар речи. Это была не шутка, не насмешка из злобы. Он был искренен. Он смеялся надо мной, но он был в ярости. Обещанное Морианой возвышение Даравека добавило к моей неспособности исполнять приказы Абаддона более серьезные последствия.

Коготь с грохотом отбил Сакраментум в сторону, а Абаддон тем же плавным движением бросил свой клинок и обрушил свободную руку на мое горло, обхватив его и подняв меня под рев гидравлики сочленений терминаторского доспеха. Мои сапоги оторвались от палубы. Я не мог вдохнуть. Легионер способен много минут жить без кислорода, но я посмотрел в полные гнева глаза Абаддона и усомнился, что меня прикончит удушье.

– Это ты сломался? – эти слова прозвучали словно грохочущий рык зверя. Между его зубов натянулись нитки слюны.

Хозяин… – передал Нагваль откуда-то изблизи. Я не двигался. Двинуться означало вызвать у Абаддона ярость, усугубляя ее падение в штопор. Я знал эти приступы ярости и знал, что чаще всего они бывали заслужены.

Не подходи.

Но хозяин…

Не подходи, Нагваль.

Дуновение ветра и шелковистое мурлыканье механизмов чужих возвестили о том, что Нефертари спустилась вниз. Абаддон обратился к теням, не отрывая глаз от меня:

– Чужая. Зверь. Если кто из вас приблизится хоть на шаг, это из наказания превратится в казнь.

Керамит его перчатки крепче сжал мне горло. Мой хребет щелкнул и затрещал. Подбородок пульсировал болью в такт обоим сердцам.

– Ты сломан, Хайон.

Абаддон отпустил меня. Мои подошвы гулко ударились о палубу.

– Сломан, – продолжал он, – но не безвозвратно.

Я медленно вдохнул сдавленной гортанью, глядя на него в упор. Голос не слушался.

Брат? – спросил я, передавая от разума к разуму.

– Хайон, ты больше не ненавидишь. Ты свыкся с этим изгнанием в Око. В тебе уже не бурлит потребность отомстить Империуму за все неправедное, что он сделал нам. Ты говоришь, что больше не видишь во сне Волков, и сияешь гордостью, как будто это наконец-то преодоленный недостаток.

Абаддон покачал головой. Его золотистые глаза мерцали от невысказанных откровений.

– Ненависть ценна. Она делала тебя убийцей. Ненависть поддерживает нас. Ненависть – это все, что у нас есть. Виндикта, брат. Месть. Наше топливо. Наша пища. Где твоя жажда продолжать эту войну? Где потребность увидеть, как Волки Фенриса истекают кровью за то, что сделали с тобой? За украденную у тебя жизнь? Где твоя ярость по отношению к Императору за то, что он наказал ваш Легион и запретил те самые таланты, которые отличали Тысячу Сынов от прочих?

Я знал ярость по отношению к Гору Луперкалю, обманом заставившему Волков уничтожить мой родной мир. Ярость по отношению к самим Волкам за их исступленный, идиотский фанатизм и невежественные верования. Ярость по отношению к Магнусу Рыжему, принесшему нас на алтарь собственного мученичества и не защищавшему Тизку вместе с нами.